Первый вопрос гласил следующее: "Доказано ли, что 12 марта 1912 года в Киеве, в Лукьяновке, на Верхне-Юрковской улице, в одном из помещений кирпичного завода, принадлежащего еврейской хирургической больнице, находящейся в заведовании купца Марка Ионова Зайцева, тринадцатилетнему мальчику, Андрею Ющинскому, при зажатом рте, были нанесены колющим орудием в темянной, затылочной и височной областях, а также в шее, раны, сопровождавшиеся поранениями мозговой вены, артерии левого виска и шейных вен и давшие вследствие этого обильное кровотечение, затем, когда из Ющинского вытекла кровь в количестве до пяти стаканов, ему вновь были причинены таким же орудием раны в туловище, сопровождавшиеся поранениями легких, печени, правой почки и сердца, в область которого были направлены последние удары, каковые ранения, в своей совокупности, и, вызвав мучительные страдания Ющинского, повлекли за собой почти полное обескровление тела и смерть его?" Второй вопрос касался определения виновности Бейлиса в совершении убийства.
В процессе суда на судей, присяжных и экспертов оказывалось сильнейшее давление со стороны националистических еврейских кругов, требовавших остановить разбирательство дела. С большим трудом процесс удалось довести до конца. На первый вопрос присяжные заседатели ответили: "Да, доказано!" На второй вопрос о виновности Бейлиса в совершении убийства последовал ответ: "Нет, не виновен". Подсудимого оправдали за недостаточностью улик, что преступление совершил именно он. Дальнейшее расследование дела было остановлено под влиянием еврейских националистических и либерально-масонских кругов и космополитической печати. Хотя на суде не употреблялось понятие "ритуальное убийство", еврейские националисты и масоны развязали кампанию клеветы против Русского государства.
Глава 31
Разложение бесовщины. - Эксгумация антирусских сил иностранными спецслужбами. - Возрождение большевистских и эсеровских организаций после гибели П.А. Столыпина. - Тактика полиции в отношении к большевикам. - Шпионский характер польских националистов.
После подавления антирусского восстания все революционные партии представляли собой политический труп, демонстрируя полное идейное банкротство и моральную нечистоплотность. Поверженные Русским народом, потерявшие прежние иностранные источники финансирования, антирусские революционные партии сделали главным средством добывания денег прямой грабеж и рэкет. Однако решительные действия правительства Столыпина позволили в течение 1907-1908 годов отловить и ликвидировать многие из преступных шаек. Бежавшие за границу главари этих движений оказались без денег и кадров, безуспешно пытаясь собрать обломки разбитых банд и восстановить утраченные связи. В этот период деятельность революционных партий превращается в бесконечный ряд скандалов, разоблачений и внутренних мафиозных "разборок".
В декабре 1909 года в Париже состоялось заседание ЦК РСДРП, на котором был, в частности, поставлен вопрос об уголовной деятельности Ленина и ленинской группы. Обнародованы факты участия большевистского центра в ряде экспроприаций, в частности: в Тифлисском ограблении казны; в связях большевиков с бандой известного разбойника Лбова, выполнявшего поручения ленинского центра, которой большевики поставляли оружие для разбоев; в незаконном присвоении наследства мебельного фабриканта Шмидта.[1] Последнее дело во всей полноте показывало уголовную сущность большевизма (ленинизма).
Формально наследство Шмидта (около 200 тыс. рублей) переходило двум его сестрам. Чтобы получить наследство, большевистский активист и участник ограблений В.К. Таратута, поддерживаемый Лениным, ухаживает за младшей сестрой Шмидта Елизаветой и пытается жениться на ней. Однако оказывается, что Таратута как государственный преступник не имеет права получить наследство, тогда большевики находят другого "жениха" для Елизаветы, некоего Игнатьева, который и "женится" на ней. А через некоторое время деньги младшей сестры попадают к Ленину. Трудности возникают со старшей сестрой, которая уже была замужем. Но большевиков это не останавливает: используя бандитские угрозы и разные юридические ходы, они вынуждают передать им часть наследства и старшую сестру. Соратник Ленина Красин ("Виктор") прибегает к террористическим угрозам, чтобы вынудить сестер передать эти деньги не в кассу РСДРП вообще, а в кассу только большевистской ее части. Красин угрожал "вызвать в Москву боевиков" для понуждения отдать все деньги большевикам.[2]
В 1906 году у большевиков происходит и другая не менее сомнительная и странная история с наследством купца С.Т. Морозова, в свое время передавшего сотни тысяч рублей ленинским боевикам. По данным полиции, эти боевики обошлись с ним по-ленински, вынудив его перевести на имя бывшей любовницы большевички М. Андреевой 150 тыс. рублей в виде наследства. Не выдержав нажима, Морозов кончил жизнь самоубийством.[3]
В январе 1910 года Пленум ЦК РСДРП обязал Ленина уничтожить 500-рублевые банкноты, захваченные большевистскими грабителями в Тифлисе на общую сумму около 200 тыс. рублей. Но соратники Ленина, с его личного благословения, ухитрились все же обменять награбленное на иностранную валюту. Так как номера украденных банкнот были известны, пламенные революционеры уговорили молодую художницу-гравера подделать их, а затем то ли угрозой, то ли подкупом заставили члена одной богатой и уважаемой семьи обменять поддельные банкноты на западную валюту.[4]
Недостаток денег вынуждал большевиков заниматься грабежами не только в России, но и за границей. В 1909 году большевистские боевики напали на ювелирный магазин в Лондоне. Руководил нападением будущий заместитель Дзержинского по Чека Я. Петерс, который лично убил трех полицейских.[5]
Полное падение нравственности было и среди эсеров. В 1908 году раскрылось, что боевую организацию этой партии возглавлял абсолютно аморальный человек, в своих интересах служивший эсерам и полиции, получая большие деньги. Затем последовал еще целый ряд скандалов, показавший, что под маской эсеровской идейности скрываются заурядные уголовники. Как справедливо отмечал историк 0льденбург, психологическая сторона этого явления ярко описана в известном романе "сверхтеррориста" масона эсера Савинкова "Конь бледный": его герой, однажды признавший, что можно убивать "для дела", приходит к допущению убийства "для себя" (устранение мужа любимой женщины) и в итоге кончает с собой.[6]
В 1908-1909 годах как большевистская, так и эсеровская партии фактически распадаются. Существуют только кучки озлобленных партийных функционеров, в бессилии готовых на любые крайние действия. У эсеров центральные органы существовали только на бумаге, все их руководители разбежались кто куда. А РСДРП развалилась до того, что в 1910-1911 годах у нее даже на бумаге не было центральных учреждений.[7]
Оживление антирусских сил происходит после гибели Столыпина. Толчок ему дает новая политика Австрии и Германии, готовившихся к большой войне и налаживавших связи со всеми антирусскими силами как националистического, так и социалистического толка. Для этих целей создаются специальные денежные фонды. Социал-демократ Б.И. Николаевский отмечает, что ленинский соратник Ганецкий (о котором мы еще расскажем) был связан с немцами или австрийцами еще с 1910-1911 годов, и переезд Ленина в Краков, произведенный при помощи Ганецкого, стоял в связи с новой политикой австро-германских властей.[8] Именно на территории Австро-Венгрии, в Праге, в январе 1912 года происходит всероссийская конференция ленинцев, на которой создан Центральный комитет и утвержден центральный орган партии - газета "Социал-демократ", издававшаяся в Париже. Однако меньшевики в августе этого же года провели свою конференцию, на которой образовали свой руководящий орган под названием "Организационный комитет".[9]
Новое руководство большевистской партии с самого начала подпадает под негласный контроль русской полиции. Она внедряет к большевикам целый ряд опытных агентов, среди которых особое значение имел польский дворянин и католик, четырежды судимый за воровство Р.В. Малиновский, сумевший в короткий срок стать любимцем Ленина, сделавшего его членом ЦК и главным большевистским представителем в Государственной Думе. Кроме Малиновского, в Охранном отделении служили такие руководители большевиков, как Бряндинский, Романов, Поляков, Марокушев.[10] Известны факты, как Департамент полиции подыгрывал своим агентам, мешая выборам в делегаты членов конференции каких-либо других организаций и течений, кроме большевиков-ленинцев. Все партийцы, посланные Лениным, каждый шаг которых был известен полиции, благополучно разъезжали по России, агитируя в пользу выборов своих единомышленников. Следя за каждым шагом большевиков и не мешая партийным выборам, если они велись в изолированной большевистской среде, Охранное отделение пресекало их деятельность, когда они начинали посещать настоящие рабочие коллективы. Тактика Охранного отделения на изоляцию большевиков совпадала с безумной политикой Ленина, строившего партию мафиозного заговорщического типа. В результате многие важные партийные вопросы решались группой из 5 человек, в число которых входили агенты Охранного отделения. На состоявшейся 6 января 1912 года партийной конференции в Праге из 13 большевистских депутатов были три агента полиции: Малиновский, Романов, Бряндинский. Кроме Ленина, там присутствовали Каменев (Розенфельд), Семашко, Таршис. Стремясь к абсолютному контролю над партией, ленинцы объявили вне партии всех социал-демократов, стоявших за легальную деятельность и не согласных работать в подполье. На этой конференции в ЦК большевиков вошел агент полиции Малиновский. Для переговоров с конференцией, рассказывает Л. Дейч, прибыли два члена социал-демократической фракции Государственной Думы - Полетаев и Шурканов, этот последний - тоже агент Охранного отделения. Департамент полиции через своих агентов в руководстве РСДРП проводил политику на раскол социал-демократии. При малейшем развитии течений РСДРП, не относящихся к большевизму, полиция стремилась их подавить, и только Ленин и его гвардия сохранялись, чтобы быть использованными в борьбе с другими частями партии. Конечно, полиции удалось проникнуть не во все тайны большевиков,[11] но то, что она знала, было достаточно для крепкого контроля.
В марте - апреле 1912 года в Бодайбо Иркутской губернии на Ленских приисках произошли трагические события, спровоцированные большевиками. Использовав недовольство рабочих своим безвыходным положением, за которое была ответственна еврейская финансовая группа, владевшая этим прииском, революционеры создали забастовочный комитет, состоявший в своей главной части из профессиональных революционеров-рецидивистов, трое из этого комитета уже отбывали наказание за пропаганду и принадлежность к РСДРП, а один - член II Государственной Думы Баташов - присужден к каторге за принадлежность к боевой (военной) организации большевиков.[12] Все эти пламенные революционеры хотели использовать недовольство рабочих в своих политических целях. Для этого ими составляется лист требований, в котором наряду с разумными статьями выдвигается ряд требований, которые выполнить было невозможно, в частности требование восьмичасового рабочего дня (в то время этого не было нигде в мире). Намеренно нагнетаются страсти. Попытки властей найти компромисс провокационно отвергаются.
К 9 марта стачечный комитет сумел поднять на забастовку 6 тыс. рабочих. Работы на приисках прекратились. Почти на месяц в рабочих поселках воцарилась анархия, возникла опасность возможной порчи и даже истребления машин. В конце марта бесчинства спровоцированной революционерами толпы дошли до того, что она останавливала пассажирские поезда, не допуская до работ вновь нанятых рабочих.
В этих условиях была вызвана военная команда, и в ночь с 3 на 4 апреля арестован забастовочный комитет, часть членов которого бежала (среди них большевистский боевик Баташов). Бежавшие сумели организовать забастовщиков, и днем 4 апреля собралась огромная толпа, зачинщики которой имели целью спровоцировать ее на захват оружия у солдат и разгром Народного дома, где сидели арестованные. После месяца анархии у многих рабочих сложилось чувство безнаказанности. Обезумевшая от анархии толпа двинулась на солдат и уже готова была их смять. В этих условиях был сделан первый залп в воздух. После чего толпа легла, а затем двинулась на солдат с криками "Ура!" Произведено было еще три залпа, которые поразили 163 человека. Когда толпа рассеялась, на земле осталось много кирпичей, кольев, палок.[13] Вина за трагедию лежала полностью на провокаторах-большевиках. Осколки большевистских и эсеровских бандгрупп время от времени давали о себе знать. В Киеве в полицейский участок явился неизвестный человек и заявил, что в дачном лесу им обнаружен повесившийся человек. Двое полицейских сразу же направились на место происшествия, где попали в подлую засаду и были убиты выстрелами в спину и в затылок.[14]
В городе Кутно четыре политических бандита, вооруженные маузерами, ограбили 40 человек, находившихся в автомобилях, отобрав у них ценности и деньги. При попытке их задержать погибли два полицейских.[15]
В Петербурге революционеры пытались мутить учащуюся молодежь. В частной гимназии Витмера было организовано собрание общеученических организаций. Позднее обнаружены прокламации до тех пор неизвестной революционной организации "Учредительная группа Революционного союза", ставившей своей целью ниспровержение существующего государственного строя. Несмотря на проведенные аресты, "Революционный союз" выступил в апреле 1913 года с новым воззванием, в котором петербургские рабочие призывались к устройству уличных демонстраций. По этому делу арестован 31 человек.[16]
В 1912-1914 годах на австрийские и германские деньги активизируются различные националистические движения, и прежде всего польские сепаратисты. Один за другим в Галиции, Кракове, Лондоне, Париже, Цюрихе проходят съезды, на которых консолидируются антирусские силы.[17] В 1913 году эта активизация пересекает границу России и распространяется на западнорусские земли под лозунгом "восстановления независимости Польши".[18] Причем, восстановление предполагалось с включения в состав Польши малорусских губерний. На Цюрихском съезде польские националистические силы решили объединиться в один союз "Уния Независимости",[19] распространяется воззвание, в котором открыто выражается ненависть к России. Националистические силы заявляют, что "считают вооруженную борьбу в случае начала войны против агрессивного русского царизма ближайшей, единственно возможной целью вооруженной организации польского народа". Заговорщики открыто принимают сторону врагов России, видя в этом возможность достижения своих целей. "В наших интересах полное поражение России во время приближающейся войны".[20] Причем здесь чувствовалась австро-венгерская ориентация националистов, по-видимому, подготовленная работой австрийских спецслужб.
Польские националисты разъезжают по России, собирая соплеменников для борьбы против русских, а в марте 1913 года даже проводят свой съезд в Петербурге". В составе польских националистов возникает тайная католическая организация, поставившая своей целью проведение политического террора и разрушение России. Польские националисты заявляют: "Где бы мы ни находились - у власти, в школах, в ссылке, везде и всегда мы должны отдавать все свои силы для военного шпионства. Мы должны и можем лучше японцев изучить слабую сторону нашего врага. Наша честь требует не пренебрегать никакими средствами, которые могут повредить России. Мы должны стремиться к гибели России..."[21] Руководители националистов многократно подчеркивают: "Все способы, все средства должны быть употреблены, лишь бы причинить вред России. С общепринятой этикой считаться не следует. Все поляки, состоящие в русской армии, независимо от своих чинов, должны помнить о польском деле, должны знать, что бороться с Россией надо не только в военное, но и в мирное время".[22]
Социальной базой польского национализма были польское дворянство и интеллигенция (простого народа среди националистов почти не было).
Ненависть многих из них к русским носила патологический характер. Так, например, польская аристократия, всегда славившаяся местечковым, вульгарным высокомерием, отказалась участвовать в торжествах по случаю 50-летия освобождения крестьян в Царстве Польском, ибо многие польские паны по-прежнему считали русских крестьян быдлом.[23]
Подпольные националистические организации выпускали специальную литературу, инструктирующую, как вести партизанскую войну против русских, а также знакомили националистов с методами шпионской работы.
Глава 32
После Столыпина. - В.Н. Коковцов. - Отход от политики патриотизма. - Оживление антирусских сил. - Масон В.Ф. Джунковский и русская полиция. - Масонские контуры русской внешней политики. Убийство Столыпина резко изменило политический климат страны.
Новый председатель Совета Министров В.Н. Коковцов (состоявший в масонском обществе "Маяк") фактически меняет курс правительства, заявив, что "довольно националистической реакции, теперь нужно примирение".[1] Укрепление позиции патриотически мыслящей части русского общества сменяется ее ослаблением и усилением либеральных и левых кругов. Коковцов отказывается от идей Столыпина и упрочения правительственной партии, поворачивается спиной к патриотическому движению, сокращает субсидирование патриотической печати. Хороший министр финансов и некудышный политик, он совершенно не подходил на пост председателя Совета Министров великой страны в такое ответственное время. Почти сразу активизируются и возрождают свои организации разгромленные Столыпиным антирусские силы.
В Думе оживляется "партийное политиканство", направленное на захват либерально-масонским подпольем верховной власти. В IV Думе октябристы все чаще вступают в соглашение с кадетами, формируются структуры, которые в 1915 году превратятся в единый антирусский "прогрессивный блок".
IV Государственная Дума открывалась так же беспокойно, как и предыдущие. Кадеты и левые сразу же заняли деструктивную позицию. В самом начале заседания кадет, председатель Верховного Совета масонов России Н.В. Некрасов громко заорал: "Да здравствует конституция!" - что, естественно, было встречено протестами патриотической части Думы. Выборы руководства Думы также разочаровали патриотов; большинством 251 голоса против 150 избран близкий кадетам скользкий октябрист Родзянко, проявивший себя активным участником интриг против верховной власти. В знак протеста в тот день патриоты покинули Думу.
В декабре 1912 года новым министром внутренних дел становится черниговский губернатор Н.А. Маклаков, родной брат известного масона и кадета В.А. Маклакова. При нем в 1913 году пост товарища министра внутренних дел получает масон В.Ф. Джунковский, начавший свою карьеру при великом князе Сергее Александровиче и сумевший вкрасться в доверие к его жене, родной сестре Царицы великой княгине Елизавете Федоровне. Взлет карьеры Джунковского не был связан с его деловыми способностями, а, скорее всего, с редким умением получить протекцию в высших сферах. Позднее, уже при большевиках, он был единственным крупным чином Министерства внутренних дел, которого они оставили в живых и даже направляли со специальными командировками за границу по делу известной большевистской провокации "Трест"(правда, в конце 30-х годов его все же расстреляли).
Став товарищем министра, Джунковский получил в свое ведение всю русскую полицию, а также жандармский корпус. За короткий период пребывания у власти Джунковский сильно ослабил возможность правоохранительных органов защищать государство от посягательств революционной бесовщины.
В борьбе с антирусским движением правоохранительные органы России выработали определенные эффективные методы. В частности, была создана сеть районных Охранных отделений, а в городах, более или менее крупных, еще и отдельные Охранные отделения. В июне 1913 года Джунковский эти районные Охранные отделения упразднил, оставив только три: в Петербурге, Москве и Варшаве.[2] А все их дела были переданы в ведение местных губернских жандармских управлений, которые и без того задыхались от огромного количества работы, задаваемой им революционерами.
Прочитав приказ об упразднении районных отделений, начальник Пермского губернского жандармского управления Е.П. Флоринский сказал: "Нам дали шефом изменника, мы теперь слепы и не можем работать. Мы должны теперь ожидать революцию". Предчувствуя, какое впечатление этот приказ произведет на подчиненных, Джунковский издал еще один приказ, запрещавший жандармским офицерам просить о переводе из корпуса жандармов в армию.[3]
Одновременно Джунковский уничтожил органы секретного наблюдения за порядком в войсках. В результате контроль над делами в войсковых частях был потерян. Революционеры получали полную возможность проникать в войска для своей подрывной работы, само же военное руководство было склонно не выносить сор из избы. И если и сталкивалось с подрывной работой в армии, то во избежание скандала старалось дело замять. Уничтожая органы наблюдения за войсками, Джунковский проявил завидную настойчивость, посетив военного министра Сухомлинова и командующего войсками великого князя Николая Николаевича, убеждая их, "как омерзительна агентура в войсках".[4]
Весной 1914 года Джунковский под фальшивым поводом ликвидирует самого ценного полицейского агента в партии большевиков, ближайшего соратника Ленина Р. Малиновского. Русская полиция потеряла возможность получать информацию из близкого к Ленину источника. В результате с большим опозданием поступали данные о сотрудничестве большевистской верхушки с австрийской и германской спецслужбами, а это наносило ущерб национальной безопасности России.
Под разными выдуманными предлогами Джунковский принимает участие в травле патриотического движения и, где удается, стремится его всячески ущемлять. При нем, в частности, был ликвидирован обычай выдавать бесплатные билеты на железную дорогу организаторам публичных патриотических лекций в провинции.[5] Срезаны до минимума суммы субсидий на патриотическую печать.
Формирование направлений внешней политики после первой антирусской революции осуществлялось преимущественно под влиянием общественного мнения либеральных кругов, проявлявших отчетливо профранцузские симпатии. Безусловно определяющую роль здесь играло то, что большинство законодателей общественного мнения (руководители либеральных партий, органов печати) были масонами, принадлежавшими к ордену "Великий Восток Франции". Согласно уставу этого ордена, русские члены были обязаны повиноваться политическим установкам, выработанным Верховным Советом Ордена, и, естественно, преследовать прежде всего национальные интересы Франции. Непосредственно участие в формировании российской внешней политики в 1906-1917 годах принимали царские дипломаты, также принадлежавшие к этому масонскому ордену: Гулькевич, фон Мекк (Швеция), Стахович (Испания), Поклевский-Козелл (Румыния), Кандауров, Панченко, Нольде (Франция), Мандельштам (Швейцария), Лорис-Меликов (Швеция, Норвегия), Кудашев (Китай), Щербацкий (Латинская Америка), Забелло (Италия), Иславин (Черногория). Соответственным образом контуры внешней политики, созданию которых содействовали либеральные круги и царские дипломаты, состоявшие в "Великом Востоке Франции", далеко не всегда отвечали национальным интересам России. Прежде всего это касалось отношений с ближайшим соседом России Германией, в отношении которой многие российские дипломаты занимали позицию Франции, желавшей реванша за поражение в войне с Пруссией.
В условиях русско-японской войны, когда Великобритания, по сути дела, заняла сторону Японии, а Франция, хотя связанная с Россией союзом, вела себя весьма двусмысленно, фактически солидаризируясь с Англией, наметились новые отношения между Россией и Германией, которые, к сожалению, не смогли получить развитие, так как натолкнулись на противодействие подпольного масонского лобби.
На личных переговорах, 10-11 июля 1905 года в Бьерке близ Выборга, между Николаем II и Вильгельмом II (они велись в тайне от министра иностранных дел России В.Н. Ламздорфа) германский Император убедил русского Царя в двуличности политики Англии, рассматривающей Россию как орудие осуществления своих национальных интересов. Переговоры происходили на царской яхте "Полярная звезда" в непринужденной обстановке, Вильгельм II предоставил Царю проект соглашения, который после недолгого обсуждения был подписан обоими Императорами.
Договор был выгоден для России, отражая ее интересы в Европе. Острие его направлено против империалистической политики Англии. Заключая соглашение, Россия приобретала в лице Германии не потенциального врага, а выгодного партнера, что было особенно важно в условиях борьбы с Японией, а экспансионистскую политику Германии направляла в сторону захвата британских колоний.
Статья первая договора обязывала каждую из сторон в случае нападения на другую сторону одной из европейских держав прийти на помощь своей союзнице в Европе всеми своими сухопутными и морскими силами.
Вторая статья обязывала обе стороны не заключать сепаратного мира ни с одним из общих противников.
Договор должен был войти в силу после заключения русско-японского мира. Однако когда об этом договоре узнали круги, связанные с французским масонством и еврейским капиталом, и прежде всего Витте и Ламздорф, то оценили его как противоречащий франко-русскому союзу. Но это было намеренное искажение истины. Ведь в обоих случаях речь шла об обязательствах оказывать поддержку против нападения, поэтому договор нисколько не противоречил интересам Франции, если она не собиралась вести агрессивные войны. На самом деле Франция готовилась взять реванш за поражение в прошлой войне с Германией, а Англия предельно раздражена немецкими попытками проникновения на территории, входящие традиционно в сферу британского владычества. Для Англии и Франции Россия была орудием воздействия на Германию. И поэтому допустить русско-германское соглашение они не могли. Были использованы все рычаги тайного влияния.
Под воздействием Ламздорфа и Витте Николай II 13 ноября 1905 года обратился с письмом к Вильгельму II, в котором уведомлял его о необходимости дополнить договор двухсторонней декларацией о неприменении статьи первой в случае войны Германии с Францией, в отношении которой Россия будет соблюдать принятые обязательства впредь до образования русско-германо-французского союза (который в тех условиях был, конечно, невозможен). Таким образом, министры Царя толкали Россию в сторону односторонней зависимости от внешней политики Франции. Давая обязательство поддерживать любую сторону, подвергнутую агрессии, Николай II не делал различия между Францией и Германией, дополнение Ламздорфа-Витте односторонне привязывало Россию к Франции, а значит, и тесно связанной с ней тогда Англии, проводившей, по сути дела, антирусскую политику.
Большинство своих проблем западноевропейская дипломатия старалась решать за счет России. На этом сходились все противостоящие стороны западного мира. Нередко в ход шел обман. В 1908 году министра иностранных дел Извольского просто надули. В личной беседе с министром иностранных дел Австро-Венгрии Эренталем Извольский заключил "джентльменский" договор, согласно которому Австрия получала право на аннексию Боснии и Герцеговины, а за это должна была поддержать Россию в вопросе о проливах. Однако, совершив аннексию Боснии и Герцеговины, Австро-Венгрия и не подумала выполнять взятые обязательства. Легкомысленная политика Извольского стала одной из главных причин, вызвавших Балканский кризис 1908-1909 годов. Сербия, считавшая эти области своими (так как они в значительной степени заселены сербами), стала готовиться к войне и обратилась за помощью к России. Однако никто из союзников по будущему блоку Антанты Россию не поддержал, так как они боялись усиления русских позиций на Балканах. Тогда Сербия отказалась от войны, но мир в целом стал к ней более близок, как это показали будущие события 1914 года.
Национальные интересы России в вопросе о проливах Босфор и Дарданеллы, о проходе русских военных кораблей, постоянно использовались западными странами как средство влияния при решении внешнеполитических вопросов в свою пользу. В русско-английских переговорах о разграничении сфер влияния в 1907 году английская сторона, неофициально пообещав Извольскому поддерживать Россию в положительном решении вопроса о праве прохода русских военных кораблей через Босфор и Дарданеллы, добилась от него унизительного для России согласия сноситься с правительством Афганистана только через английское правительство.
Афганистан, находившийся у границы России, становился вассальным государством, фактически колонией Англии, а также ее военной базой рядом с Россией. В подобное положение попадает и значительная часть Ирана, кроме небольшой зоны "преобладающего русского влияния". Отрицательный характер русско-английского договора 1907 года состоял еще и в том, что он негласно был направлен против Германии, заставляя ее еще больше активизировать враждебную деятельность против России.
Несмотря на явное усиление позиций России на Дальнем Востоке в 1907-1910 годах, российское Министерство иностранных дел продолжало и здесь сдавать свои позиции в пользу Японии. В 1907 году А.П. Извольским было заключено русско-японское соглашение, которое, по сути дела, передавало Корею в сферу интересов Японии в обмен на признание Японией Внешней Монголии сферой "специальных интересов" России (однако последнее было уже давно сложившейся традицией). В 1910 году это соглашение приобрело еще более определенные формы, означавшие согласие России на последовавшую в том же году аннексию Кореи Японией, резко усилившую военное присутствие последней в этом регионе.
Еще одна попытка сближения России и Германии была предпринята во время свидания Николая II и Вильгельма II в Потсдаме 22-23 октября 1910 года. В ходе переговоров затрагивались вопросы о соглашении, по которому Германия обязывалась бы не поддерживать захватническую политику Австро-Венгрии на Балканах, а Россия не поддерживать Англию в ее враждебных актах против Германии.
После этих переговоров германский канцлер Бетман-Гольвег даже выступил в рейхстаге с заявлением, будто бы в Потсдаме уже достигнуто соглашение о взаимном неучастии России и Германии во враждебных друг другу политических комбинациях. Конечно, для России такое соглашение было бы благоприятно, ибо позволяло ей вести более решительную политику в поддержку славян на Балканах, а также обеспечить мирное сотрудничество с Германией. Что касается вопроса о проливах, то решение его было бы более реально в условиях ослабления Англии (в результате ее противостояния с Германией). Напротив, союз России и Англии укреплял только последнюю, не давая ничего России.
В печати Англии и Франции сразу же поднялся невообразимый шум. Официальные круги этих стран всполошились не на шутку. Общеполитическое соглашение России с Германией представлялось ими угрозой безопасности их стран и их колоний. Сближение России и Германии провокационно трактуется как отказ Николая II от отцовского завета на сближение с Францией. Но Александр III пошел на союз с Францией, исходя из конкретной внешнеполитической обстановки, ныне же она резко изменилась. Франция и Англия наращивали свой военный потенциал для сведения счетов с Германией. На квартире масона П. Рябушинского составляется протест против русско-германских переговоров. Осторожная позиция России к обеим противоборствующим сторонам более отвечала русским интересам. Однако либеральная ориентация россий ского МИДа в который раз привела к игнорированию национальных интересов России. Министр Сазонов отклонил предложенное Германией общеполитическое соглашение, что еще больше поляризовало расстановку сил в мире на два главных противостоящих блока и приблизило человечество к первой мировой войне.
