Русский государственный строй. - Центральная власть и местное самоуправление. - Община. - Земства.
Русское государство конца XIX - начала XX века - самодержавная монархия, имевшая особое значение в системе ценностей Русской цивилизации. Для коренного русского человека идея монархии выражала подчинение всех его интересов и желаний высшей правде, которая олицетворялась в образе Царя.
Коренные русские люди всегда относились к Царю с чувством глубокого почитания, высшего уважения и любви. Для них он был воплощением Родины и Государства, символом России, неразделимо связанным с именем Бога. "Русский Бог - велик, - считал русский человек, - русским Богом да русским Царем святорусская земля стоит, Русский народ - царелюбивый".
В народном сознании образ Царя венчал сумму духовных ценностей Русской цивилизации. Многие века народное сознание рассматривало Царя как связующее звено между Богом и Отечеством. Лозунг "За Бога, Царя и Отечество" выражал ядро национальной идеи, доступной любому русскому.
Царская власть в России, справедливо отмечал И. Солоневич, была функцией политического сознания народа, и народ, устанавливая и восстанавливая эту власть, совершенно сознательно ликвидировал всякие попытки ее ограничения.
Вся полнота законодательной и исполнительной власти в России принадлежала Царю. При нем существовал Государственный Совет, назначаемый самим Царем, который обсуждал проекты законов, но принимать их не мог. Право издавать законы принадлежит только Царю. Он же назначал всех министров, причем председателя Совета Министров или премьер-министра (вплоть до 1905 года) не существовало. Его роль выполнял сам Царь.
Русский Царь был также главой Русской Православной Церкви. Традиционно не касаясь церковных догматов, Царь назначал епископов по представлению высшей церковной коллегии - Святейшего Синода.
Его же властью осуществлялось пополнение или изменения самого Святейшего Синода.
Царь был главой русского воинства, назначал по своему усмотрению на высшие командные должности.
Если Верховная власть в России сходилась в руках одного человека - Царя, то власть на местах строилась на принципах самоуправления.
В стране существовала самая развитая система местного самоуправления, доставлявшая гармоничное сочетание - самоуправление крестьянских общин и волостей, самоуправление земств городов и уездов, самоуправление дворянского и мещанского сословий.
Конечно, самой совершенной формой русского самоуправления было самоуправление крестьян. Жители одной или нескольких деревень составляли мир, сельское общество, обязательно со своим демократическим собранием - сходом - и своим выборным управлением - старостой, десятским, сотским.
На сходах демократическим путем обсуждались дела по общинному владению землей, раскладу податей, приселению новых членов общины, проведению выборов, вопросы пользования лесом, строительство плотин, сдача в аренду рыболовных угодий и общественных мельниц, согласие на отлучку и удаление из общины, пополнения общественных запасов на случай стихийных бедствий и неурожаев.
На сходах отдельных селений (чаще составлявших только часть общины) демократически регулировались все стороны трудовой жизни села - сроки начала и окончания сельскохозяйственных работ; дела, связанные с лугами ("заказы" лугов, выделение вытей, жеребьевки, аукционы); починка дорог, чистка колодцев, строительство изгородей, наем пастухов и сторожей; штрафы за самовольные порубки, неявку на сход, нарушение общинных запретов; семейные разделы и выделы, мелкие преступления; назначение опекунов; конфликты между членами общины и некоторые внутрисемейные конфликты; сборы денег на общие расходы селения.
Несколько сельских общин образовывали волость. Высшим органом волости был волостной сход, собиравшийся в большом торговом селе и состоявший из сельских старост и выбранных крестьян (по одному из десяти дворов). Но это совсем не означало, что на сход не могли прийти другие крестьяне, желавшие участвовать в собрании. Волостной сход выбирал волостного старшину (как правило, на три года), волостное правление (собственно, это были старшины и все старосты волости) и волостной суд.
Волостное правление вело книги для записывания решений схода, а также сделок и договоров (в том числе трудовых), заключенных крестьянами как между собой, так и с посторонними для волости лицами. Вся бумажная работа велась волостным писарем, который, конечно, был важным лицом в деревне, но крестьянского схода побаивался, ибо всегда мог быть с позором изгнан. Да и волостного старшину крестьяне не больно боялись. Знали, коль старшина начнет злоупотреблять доверием общества, то его в следующий раз не выберут или убавят жалованье.
Выборный сотский выполнял полицейские функции: наблюдал за чистотой в селеньях, за чистотой воды в речках, за пожарной безопасностью, за порядком во время торгов, базаров, за продажей доброкачественных продуктов, за проведением торговли с надлежащими свидетельствами.
Кроме руководителей на крестьянских сходах по мере необходимости выбирали ходатаев по общественным делам, челобитчиков в губернский или столичный город. Такие ходатаи звались мироедами (негативный смысл у этого слова появился позже, а тогда это означало людей, живших на мирской счет во время своей командировки по общественным делам).
В каждой волости на крестьянском сходе избирался волостной суд из четырех судей - крестьян-домохозяев, достигших 35 лет, грамотных, пользующихся уважением среди односельчан.
В волостном суде, руководствуясь местными крестьянскими обычаями, дела разбирались по совести, стараясь склонить спорящих к примирению. Конечно, права волостного суда ограничивались мелкими спорами и тяжбами, хотя и могли разбираться дела по мелким кражам, о мотовстве, дела, связанные с наказанием пьяниц и других нарушителей общественной нравственности. Волостные суды имели право приговаривать виновных к денежным взысканиям до 30 руб. и к аресту на хлебе и воде до 30 дней.
Земские самоуправления охватывали около половины населения России и имели по закону более широкую сферу деятельности, чем самоуправления в других государствах.
"Мы со смелостью, беспримерной в летописях мира, - писал князь А.И. Васильчиков о развитии в России учреждений земского самоуправления, - выступили на поприще общественной жизни... ни одному современному народу европейского континента не представлено такого широкого участия во внутреннем управлении, как русскому". Земские учреждения существовали на уровне губерний, уездов, сами избирали свои руководящие органы, формировали структуру управления, определяли основные направления своей деятельности, подбирали и обучали специалистов. Земства существовали на началах самофинансирования, имели право для покрытия своих расходов вводить специальные налоги. Источником средств земств служили поступления от сборов на недвижимое имущество: земель, лесов, фабрик, заводов, доходных домов. Главный упор деятельности земских учреждений был на школы, библиотеки, здравоохранение, ветеринарное дело, статистику, страхование, агрономию, поддержание дорог.
В Положении о земских учреждениях подчеркивалось, что "заведование земскими делами уездов и губерний предоставлено самому населению уезда и губернии на том же основании, как хозяйство частное предоставляется в распоряжение частного лица, хозяйство общественное - распоряжению общества". Идея земского самоуправления, непосредственно связанная с идеей общинного самоуправления, была близка и понятна русскому человеку.
Земские самоуправления избирались тремя группами населения - крестьянами, землевладельцами и горожанами, в зависимости от размеров вносимых ими налогов. В городах домовладельцы избирали городские думы, которые, в свою очередь, формировали из своего состава городские управы во главе с городским головой,
Можно было бы еще долго перечислять формы самоуправления, существовавшие в дореволюционной России, - достаточно назвать самоуправление казачьих земель, самоуправление университетов, самоуправление национальных территорий, например Финляндии и Средней Азии.
У русского общественного строя был органический недостаток - изолированность, обособленность друг от друга самоуправляющихся обществ и трудовых единиц, делающих их беззащитными от узурпации прав со стороны центральной власти. Пока соотношение прав местного самоуправления и центральной власти определялось традиционными, патриархальными представлениями о роли центра и мест, пока центральная власть носила в известном смысле отеческий характер, противоречия между центром и местами были невелики. Однако по мере усиления центральной власти и вытеснения традиционных правительственных форм заимствованными с Запада бюрократическими учреждениями происходит постепенное лишение прав местного самоуправления в пользу центра. Процесс этот имел характер национальной катастрофы, так как подрывал стержневую основу народного уклада жизни. Развитие демократических традиций в России и в Западной Европе, особенно начиная с XIX века, осуществляется не в пользу нашей страны. Если Западная Европа совершенствовала свои демократические основы, расширяла права личности, обогащая их духом коллективизма и народности, то у нас правящий класс, воспитанный на западноевропейской культуре, намеренно тормозит развитие и совершенствование народных демократических принципов общины (считая их отжившими, отсталыми) и вместе с тем не критически насаждает западноевропейские идивидуалистические принципы демократии. Русские патриоты справедливо отмечали, что разрушение монархии подорвет традиционную стержневую связующую часть государственного устройства России (которая, несмотря на узурпацию прав местных самоуправляющихся обществ, продолжала выполнять свои функции). В результате страна может распасться на ряд обособленных образований и территорий, способных на самоуправление, но без навыков более широкой организации.
Глава 6
Русский Царь. - Воспитание. - Образование. - Окружение. - Характер. - Царская семья и Двор.
Русская православная мысль этой эпохи продолжает твердо держаться убеждения, что невозможно православным христианам иметь Церковь, не имея Царя. Русский Царь, писал в конце XIX века оптинский схиархимандрит Варсонофий (Плиханков), есть представитель Воли Божией, а не народной. Его воля священна для русского человека как воля Помазанника Божия; он любит его потому, что любит Бога. Царь дарит народу славу и благоденствие, а народ воспринимает их как Милость Божию. "Постигают ли нас бесславие и бедствие, мы переносим их с кротостью и смирением, как казнь небесную за наши беззакония, и никогда не изменим в любви и преданности Царю, пока они будут проистекать из наших православно-религиозных убеждений, из нашей любви и преданности Богу".[1]
Понятие "Царь как Помазанник Божий" развивается в трудах П. Пятницкого. По его мнению, самое это название свидетельствует о том, что Цари не есть ставленники народные, но что Сам Бог облекает их властью на земле и повелевает им повиноваться, так как все помыслы и стремления Царя всегда направлены ко благу Его народа. Весь внутренний смысл этого церковного обряда ясно познается из молитвы, с которою Монарх во время коронования коленопреклонно обращается к Престолу Всевышнего и в которой молит Отца Небесного наставить в деле, которому послан служить; молит о ниспослании премудрости, дабы Господь Бог даровал Ему, Царю, способность управлять царством к пользе врученных Его управлению людей и к славе Божией.[2] Помазанник Божий, считал архиепископ Сиракузский и Троицкий Аверкий, получал <<в совершенном над ним Церковью таинстве Миропомазания особые благодатные дары, дабы быть "Царем и судиею людем Божиим", как исповедует он сам в молитве, читаемой им при священном короновании в храме, перед всеми. Поэтому он и входит в алтарь царскими вратами и причащается перед св. престолом наравне с остальными священнослужителями, чего, конечно, не мог бы делать всякий другой монарх - неправославный и не отвечающий требованиям Церкви, не облагодетельствованный ею>.[3]
Итогом исканий русской духовной мысли в понимании Самодержавия стала формулировка отца Павла Флоренского. "В сознании Русского народа, - писал он, - Самодержавие не есть юридическое право, а есть явленный Самим Богом факт, - милость Божия, а не человеческая условность, так что Самодержавие Царя относится к числу понятий не правовых, а вероучительных, входит в область веры, а не выводится из внерелигиозных посылок, имеющих в виду общественную и государственную пользу".[4]
Эту формулировку эмоционально дополняет вывод писателя В. Розанова, что царская власть есть чудо. В царской власти и через ее таинственный институт, считает он, побеждено чуть не главное зло мира, которое никто не умел победить и никто его не умел избежать: злая воля, злое желание, злобная страсть. Злоумыслить что-нибудь на Царя и отказать ему в повиновении - ужасная вещь в отношении всей истории, всего будущего, тысячи лет вперед. Вот отчего истребление всяких врагов Государя и всякой вражды к Государю есть то же, что осушение болот, что лучшее обрабатывание земли, что дождь для хлеба. Никакого черного дня Государю, все дни его должны быть белы - это коренная забота народа.[5]
В целом русская духовная мысль со все большей глубиной обосновывает главную формулу Русской цивилизации, выражающуюся в святой триединой соборности: Самодержавие - Православие - Народность. В ней нет ничего случайного. Каждый элемент "выстрадан, вымолен, выпрошен у Бога". Церковь - как неиссякаемый источник чистой, ничем незамутненной Христовой Истины; Русский народ - как хранитель и убежденнейший почитатель этой Истины; православный русский Царь - как первый Сын Православной Церкви и первый слуга своего народа, принявший на себя подвиг служения своему великому народу в духе Церковью проповедуемого, народом хранимого и исповедуемого Православия. Здесь все - и Церковь, и Царь, и Народ - стало сознательно, убежденно на служение единой Божественной Истине. Ее духом должна была насытиться жизнь великого народа - личная, семейная и государственнообщественная. Русское государство по плоти и крови своей от мира сего, но по духу оно не от мира сего, ибо его основное задание не только внешнее устроение жизни Русского народа, а воплощение, конечно, в меру своих сил, в жизни Русского народа Царства Божия; Царства Христовой Истины, от любви и милосердия. Вот почему Русское царство по глубокому пониманию русских праведников не просто царство земное, а Русь Святая - Православная, Дом Пресвятой Богородицы.[6]
Перед своим падением великая Русская цивилизация, Святая Русь, явила человечеству две идеально духовных личности - Царя Николая II и святого праведника Иоанна Кронштадтского, воплотивших в себе все лучшие духовные черты Русской цивилизации. Как писал архимандрит Константин (Зайцев): <Двоица перед нашим духовным взором стоит, являющая собою "симфоническое" единение Великой России и Святой Руси: наш последний Царь и о. Иоанн Кронштадтский! Как полон был духа Святой Руси наш последний Царь, возглавитель Великой России на ее высшем подъеме! Как полон сознания высокой качественности и промыслительной единственности и неповторимости Великой России о. Иоанн - воплощение Святой Руси, в большей целостности и полноте непредставимое!>[7]
Пока во главе Великой России стоял Царь, считал архимандрит Константин, Россия не только содержала в себе отдельные элементы Святой Руси, но и в целом продолжала быть Святой Русью как организованное единство. При этом чем явственнее оказывалось расхождение с Церковью русской общественности, русской государственности, Русского народа, тем явственнее в личности Царя обозначились черты Святой Руси, В этом, по мнению архимандрита Константина, объяснение той трагической безысходной отчужденности, которая наблюдалась между ним и русским обществом. "Великая Россия в зените своего расцвета радикально отходила от Святой Руси, но эта последняя как раз в это время в образе последнего русского Царя получила необыкновенно сильное, яркое, прямо-таки светоносное выражение".[8]
Царь Николай Александрович Романов родился 6 мая (ст. ст.) 1868 года, в день, когда Православная Церковь отмечает память святого Иова Многострадального. Этому совпадению Царь придавал большое значение, испытывая всю жизнь "глубокую уверенность", что он "обречен на страшные испытания". Отец его Александр III, по оценке многих историков, был глубоко верующим, цельным человеком, хорошим семьянином. Эти же качества он воспитывал у своих детей. Как политик и государственный деятель, отец Николая II проявлял твердую волю в проведении в жизнь принятых решений (черта, которую, как увидим дальше, унаследовал и его сын). Суть политики Александра III (продолжением которой стала политика Николая II) может быть охарактеризована как сохранение и развитие российских основ, традиций и идеалов. Давая оценку царствованию Императора Александра III, русский историк В.О. Ключевский писал: "Наука отведет Императору Александру III подобающее место не только в. истории России и всей страны, но и в русской историографии скажет, что Он одержал победу в области, где всего труднее достигаются победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества, одобрил и приподнял русскую историческую мысль, русское национальное самосознание".
Александр III был неприхотлив в быту, одежду носил чуть ли не до дыр. К тому же он обладал большой физической силой. Однажды во время крушения поезда Александр III некоторое время сумел удерживать падающую крышу вагона до тех пор, пока его жена и дети не оказались в безопасности.
Детей в семье было пятеро - Николай (самый старший), Георгий, Ксения, Михаил и Ольга. Отец приучал своих детей спать на простых солдатских койках с жесткими подушками, утром обливаться холодной водой, на завтрак есть простую кашу.
Николай был немного выше среднего роста, физически хорошо развит и вынослив - сказывались результат отцовской выучки и привычка к физическому труду, которым он хоть понемногу, но занимался всю жизнь.
Царь имел "открытое, приятное, породистое лицо". Все знавшие Царя и в молодости, и в зрелые годы отмечали его удивительные глаза, так замечательно переданные в известном портрете В. Серова. Они выразительны и лучисты, хотя в их глубине таится грусть и беззащитность.
Воспитание и образование Николая II проходили под личным руководством его отца, на традиционной религиозной основе, в спартанских условиях. Учебные занятия будущего Царя велись по тщательно разработанной программе в течение тринадцати лет. Первые восемь - посвящены предметам гимназического курса, с заменой классических языков основами минералогии, ботаники, зоологии, анатомии и физиологии. Особое внимание уделялось изучению политической истории, русской литературы, французского, английского и немецкого языков (которыми Николай овладел в совершенстве). Следующие пять лет посвящались изучению военного дела, юридических и экономических наук, необходимых для государственного деятеля. Преподавание этих наук велось выдающимися русскими учеными с мировыми именами: И.Л. Янышев учил каноническому праву в связи с историей Церкви, главнейшим отделам богословия и истории религии; Н.X. Бунге - статистике, политической экономии и финансовому праву; К.П. Победоносцев - законоведению, государственному, гражданскому и уголовномуправу; М.Н. Капустин - международному праву; Е.Е. Замысловский - политической истории; Н.Н. Бекетов - химии; Н.Н. Обручев - военной статистике; Г.А. Леер - стратегии и военной истории; М.И. Драгомиров - боевой подготовке войск; Ц.А. Кюи - фортификации.
Чтобы будущий Царь на практике познакомился с войсковым бытом и порядком строевой службы, отец направляет его на военные сборы. Сначала два года Николай служит в рядах Преображенского полка, исполняя обязанности субалтерн-офицера, а затем ротного командира. Два летних сезона Николай проходит службу в рядах кавалерийского гусарского полка взводным офицером, а затем эскадронным командиром. И наконец, будущий Император проводит один лагерный сбор в рядах артиллерии.
Параллельно отец вводит его в курс дела управления страной, приглашая участвовать в занятиях Государственного Совета и Комитета Министров.
В программу образования будущего Царя входили путешествия по различным областям России, которые Николай совершал вместе с отцом. В качестве завершения своего образования будущий Николай II совершил кругосветное путешествие. За девять месяцев он проехал Австрию, Триест, Грецию, Египет, Индию, Китай, Японию, а далее сухим путем через всю Сибирь.
К 23 годам своей жизни Николай - высокообразованный человек с широким кругозором, прекрасно знающий русскую историю и литературу, в совершенстве владеющий основными европейскими языками (хотя читать он предпочитал произведения русских авторов). Блестящее образование соединялось у него с глубокой религиозностью и знанием духовной литературы, что было не часто для государственных деятелей того времени. Отец сумел внушить ему беззаветную любовь к России,. чувство ответственности за ее судьбу. С детства ему стала близка мысль, что его главное предназначение - следовать российским основам, традициям и идеалам.
Хотя Николай II получил блестящее образование и всестороннюю подготовку к государственной деятельности, морально к ней он не был готов. Это можно легко понять. Внезапная смерть отца в возрасте 49 лет (которого все считали здоровяком) и которому предрекали еще долгое царствование, вначале ввергла Николая в растерянность. Ему только двадцать шесть лет, а он отвечает за судьбу огромной страны. И, к чести его сказать, он сумел найти в себе силы принять эту ответственность, не перекладывая ее ни на кого.
Основой государственной политики Николая II стало продолжение стремления его отца "придать России больше внутреннего единства путем утверждения русских элементов страны".
В своем первом обращении к народу Николай Александрович возвестил, что "отныне Он, проникшись заветами усопшего родителя своего, приемлет священный обет пред лицом Всевышнего всегда иметь единой целью мирное преуспеяние, могущество и славу дорогой России и устроение счастья всех Его верноподданных". В обращении к иностранным государствам Николай II заявлял, что "посвятит все свои заботы развитию внутреннего благосостояния России и ни в чем не уклонится от вполне миролюбивой, твердой и прямодушной политики, столь мощно содействовавшей всеобщему успокоению, причем Россия будет по-прежнему усматривать в уважении права и законного порядка наилучший залог безопасности государства".
Образцом правителя для Николая 11 был Царь Алексей Михайлович, бережно хранивший традиции старины.
Однако время, в которое выпало царствовать Николаю II, сильно отличалось от эпохи первых Романовых. Если тогда народные основы и традиции служили объединяющим знаменем общества, которое почитали и простой народ, и правящий слой, то к началу двадцатого века российские основы и традиции становятся объектом отрицания со стороны образованного общества. Значительная часть правящего слоя и интеллигенции отвергает путь следования российским основам, традициям и идеалам, многие из которых они считают отжившими и невежественными. Не признается право России на собственный путь. Делаются попытки навязать ей чужую модель развития - либо западноевропейского либерализма, либо западноевропейского марксизма. И для тех и для других главное - поломать самобытность России и соответственно их отношение к Царю как хранителю идей традиционной России, как к врагу и мракобесу.
Трагедия жизни Николая II состояла в неразрешимом противоречии между его глубочайшим убеждением хранить основы и традиции России и нигилистическими попытками значительной части образованных слоев страны разрушить их. И речь шла не только (и не прежде всего) о сохранении традиционных форм управления страной, а о спасении русской национальной культуры, которая, как он чувствовал, была в смертельной опасности. События последних восьмидесяти лет показали, насколько был прав российский Император. Всю свою жизнь Николай II чувствовал на себе психологическое давление этих объединившихся враждебных российской культуре сил. Как видно из его дневников и переписки, все это причиняло ему страшные моральные страдания. Твердая убежденность хранить основы и традиции России в сочетании с чувством глубокой ответственности за ее судьбу делала Императора Николая II подвижником идеи, за которую он отдал свою жизнь.
"Вера в Бога и в свой долг царского служения, - пишет историк С.С. Ольденбург, - были основой всех взглядов Императора Николая II. Он считал, что ответственность за судьбы России лежит на нем, что он отвечает за них перед Престолом Всевышнего. Другие могут советовать, другие могут Ему мешать, но ответ за Россию перед Богом лежит на нем. Из этого вытекало и отношение к ограничению власти - которое Он считал переложением ответственности на других, не призванных, и к отдельным министрам, претендовавшим, по Его мнению, на слишком большое влияние в государстве. "Они напортят - а отвечать мне".
Воспитатель Наследника Престола Жильяр отмечал сдержанность и самообладание Николая Александровича, его умение управлять своими чувствами. Даже по отношению к неприятным для него людям Император старался держать себя как можно корректней. Однажды С.Д. Сазонов (министр иностранных дел) высказал свое удивление по поводу спокойной реакции Императора в отношении малопривлекательного в нравственном отношении человека, отсутствия всякого личного раздражения к нему. И вот что сказал ему Император: "Эту струну личного раздражения мне удалось уже давно заставить в себе совершенно замолкнуть. Раздражительностью ничему не поможешь, да к тому же от меня резкое слово звучало бы обиднее, чем от кого-нибудь другого".
"Что бы ни происходило в душе Государя, - вспоминает С.Д. Сазонов, - он никогда не менялся в своих отношениях к окружающим его лицам. Мне пришлось видеть его близко в минуту страшной тревоги за жизнь единственного сына, на котором сосредоточивалась вся его нежность, и кроме некоторой молчаливости и еще большей сдержанности, в нем ничем не сказывались пережитые им страдания".
"Во внешности Николая II, - писала жена английского посла Бьюкенена, - было истинное благородство и обаяние, которое, по всей вероятности, скорей таилось в его серьезных, голубых глазах, чем в живости и веселости характера".
Характеризуя личность Николая II, немецкий дипломат граф Реке считал Царя человеком духовно одаренным, благородного образа мыслей, осмотрительным и тактичным. "Его манеры, - писал дипломат, - настолько скромны и он так мало проявляет внешней решимости, что легко прийти к выводу об отсутствии у него сильной воли; но люди, его окружающие, заверяют, что у него весьма определенная воля, которую он умеет проводить в жизнь самым спокойным образом". Упорную и неутомимую волю в осуществлении своих планов отмечает большинство знавших Царя людей. До тех пор пока план не был осуществлен, Царь постоянно возвращался к нему, добиваясь своего. Уже упомянутый нами историк Ольденбург замечает, что у "Государя, поверх железной руки, была бархатная перчатка. Воля его была подобна не громовому удару. Она проявлялась не взрывами и не бурными столкновениями; она скорее напоминала неуклонный бег ручья с горной высоты к равнине океана. Он огибает препятствия, отклоняется в сторону, но, в конце концов, с неизменным постоянством, близится к своей цели".
Долгое время было принято считать, что Царь подчинял свою волю Царице, мол, она обладала более твердым характером, духовно руководила им. Это неправильный и очень поверхностный взгляд на их взаимоотношения. Можно привести множество примеров, в их письмах они встречаются часто, как Государь неуклонно проводил свою волю, если чувствовал правильность своего решения. Но его можно было убедить отменить свое решение, если он обнаруживал свою ошибку и справедливость утверждений Царицы. Государыня не давила на супруга, а действовала убеждением. И если она чем-то и влияла на него, то добротой и любовью. Царь был очень отзывчив на эти чувства, так как среди многих родственников и придворных он чаще всего ощущал фальшь и обман. Читая царские письма, убеждаемся, с какой настойчивостью Николай II проводил свои планы и отвергал предложения любимой им жены, если считал их ошибочными.
Кроме твердой воли и блестящего образования, Николай обладал всеми природными качествами, необходимыми для государственной деятельности. Прежде всего огромной трудоспособностью. В случае необходимости он мог работать с утра до поздней ночи, изучая многочисленные документы и материалы, поступавшие на его имя. (Кстати говоря, охотно он занимался и физическим трудом - пилил дрова, убирал снег и т.п.) Обладая живым умом и широким кругозором, Царь быстро схватывал существо рассматриваемых вопросов. Царь имел исключительную память на лица и события. Он помнил в лицо большую часть людей, с которыми ему приходилось сталкиваться, а таких людей были тысячи.
Император Николай II, отмечал историк Ольденбург, да и многие другие историки и государственные деятели России, обладал совершенно исключительным личным обаянием. Он не любил торжеств, громких речей, этикет ему был в тягость. Ему было не по душе все показное, искусственное, всякая широковещательная реклама. В тесном кругу, в разговоре с глазу на глаз, он умел обворожить собеседников, будь то высшие сановники или рабочие посещаемой им мастерской. Его большие серые лучистые глаза дополняли речь, глядели прямо в душу. Эти природные данные еще более подчеркивались тщательным воспитанием. "Я в своей жизни не встречал человека более воспитанного, нежели ныне царствующий Император Николай II", - писал граф Витте уже в ту пору, когда он по существу являлся личным врагом Императора.
Характерной черточкой к портрету Царя является его отношение к одежде, бережливость и скромность в быту. Слуга, бывший при нем еще с молодых лет, рассказывает: "Его платья были часто чинены. Не любил он мотовства и роскоши. Его штатские костюмы велись у него с жениховских времен, и он пользовался ими". Уже после убийства в Екатеринбурге были найдены военные шаровары Царя - на них были заплаты, а внутри левого кармана надпись-пометка: "Изготовлены 4 августа 1900 г., возобновлены 8 октября 1916 года".
Более семидесяти лет правилом для либеральных и советских историков и литераторов была обязательно отрицательная оценка личности Николая II. Многое было перевернуто с ног на голову. И чем ближе российский государственный деятель стоял к нашему времени, чем крупнее он был как историческая личность, тем нетерпимей и оскорбительней была оценка его деятельности. Например, по мнению Троцкого, дореволюционная Россия была неспособна рождать крупных политических деятелей, а обречена создавать лишь жалкие копии западных. В русле этой традиции советские историки приписывали Николаю II все унизительные характеристики: от коварства, политического ничтожества и патологической жестокости до алкоголизма, разврата и морального разложения. История расставила все на свои места. Под лучами ее прожекторов вся жизнь Николая II и его политических оппонентов просвечена до малейших подробностей. При этом свете стало ясно, кто есть кто.
Иллюстрируя "коварство" Царя, казенные советские историки обычно приводили пример, как Николай II снимал некоторых своих министров без всякого предупреждения. Сегодня он мог милостиво разговаривать с министром, а завтра прислать ему отставку. Серьезный исторический анализ показывает, что Царь ставил дело Российского государства выше отдельных личностей (и даже своих родственников). И если, по его мнению, министр или сановник не справлялся с делом, он убирал его вне зависимости от прежних заслуг. В последние годы правления Царь испытывал кризис окружения (недостаток надежных, способных людей, разделявших его идеи). Значительная часть самых способных государственных деятелей стояда на западнических позициях, а люди, на которых Царь мог положиться, не всегда обладали нужными деловыми качествами. Отсюда постоянная смена министров.
Как всякий Монарх, Николай II имел большой Двор и множество придворных. Так было заведено столетиями. Жизнь Двора подчинялась строго соблюдаемому этикету.
Царский Двор в то время был самым блестящим и богатым в мире и мог быть сравним только с великолепием Двора французских королей Людовиков XIV и XV. Роскошь его не являлась исконной чертой русской монархии, а была заведена преимущественно императорами-западниками - такими, как Анна Иоанновна и Екатерина II. Этикет был заимствован у зарубежных Дворов, и прежде всего у Габсбургов. И сам Государь, и его жена, и дети должны были следовать всем правилам этикета, хотя не любили этой внешней казовой стороны своего положения. Каждый шаг Царя и Царицы контролировался охраной. <Эта охрана, - писала А.А. Вырубова, - была одним из тех неизбежных зол, которые окружали Их Величества. Государыня в особенности тяготилась и протестовала против этой "охраны"; она говорила, что Государь и она хуже пленников. Каждый шаг Их Величеств записывался, подслушивались даже разговоры по телефону. Ничто не доставляло Их Величествам большего удовольствия, как "надуть" полицию; когда удавалось избегнуть слежки, пройти или проехать там, где их не ожидали, они радовались, как школьники.
