Оккупация Кремля. - "Грабь награбленное". - Захват особняков. - Рождение большевистского барства. - Падение половой морали. - Попытки "социализации" женщин.
Перенеся столицу в Москву, большевистские вожди поселились в Кремле, превратив его в неприступную военную крепость. А большевистские чиновники и разнообразная челядь разместились в домах, примыкавших к Кремлю. Для всех этих категорий большевиков устроили специальное питание и обслуживание.
В большевистской среде того времени существовал культ Ленина, который определял все основные решения Совнаркома и ЦК партии, служил главным распределителем материальных благ. Большевики, занимавшие высокие посты, делились на две категории - личные ставленники Ленина и прочие. Перевес во всех спорах практически всегда был на стороне первых. Вторым большевистским кумиром считался Л.Д. Троцкий. В среде еврейства, особенно еврейской молодежи, его авторитет был непререкаем.
Хотя некоторая часть советских вождей получила хорошее образование, большинство из них были недоучками и просто малограмотными. М.И. Калинин, например, по рассказам В.М. Молотова, был совершенно малограмотный человек. За свою жизнь он не научился правильно говорить. В своих речах слово "компромисс" он произносил как "компримис", вместо "период" говорил "периюд" или "периед". Но самое главное - все они были абсолютно чужды русской культуре и истории.
А.А. Борман по секретному заданию контрразведки Добровольческой армии весной 1918 года поступил на советскую службу в Москве, близко сошелся с большевистским руководством и впоследствии вспоминал, что большинство высокопоставленных коммунистов, с которыми он встречался, к России никакого отношения не имели. Они приехали в чужую страну, или, во всяком случае, в страну, которую они не любили, для того чтобы произвести свой опыт. Они имели дело не с людьми, а с материалом, с кроликами, которым нужно произвести вивисекцию. <Чувствовалась какая-то полная оторванность от жизни. В те времена главные деятели коммунизма не были уверены в долговечности того, что они производят. Неоднократно я слышал, как у них прорывалось: "Это надо попробовать, пока мы сидим. Буржуи не забудут, как мы распоряжались и что сделала Советская власть">.[1]
Очень важны наблюдения А. Бормана о том, как складывался новый служилый класс, который стал опорой большевизма в его господстве над Русским народом. Центром создания и существования этого служилого класса стала огромная московская гостиница "Метрополь". Именно в ней "ютились людишки, прилипшие к этой (большевистской) власти только из материальных благ. Их привлекали дешевые комнаты, дешевая столовая, в которой кормили лучше, чем в городе. Эти люди получали продовольственные пайки, конфискованные одежду, обувь и пр. Разговоры у них велись самые обывательские - о том, как получить прибавку к зарплате или добыть дешевую провизию". Как пишет Борман, "первыми испытателями коммунистических программ были люди, против которых эти программы были направлены. По своему составу эти лица были довольно разнообразны. Но во всяком случае они были менее определенны, чем комиссары в соседних номерах. Мелкие чиновники, торговые служащие, евреи, приехавшие из черты оседлости. Надо сказать, что эти пиявки в большинстве случаев были противнее демонов - коммунистов. Им до России тоже не было дела, но у комиссаров по крайней мере была какая-то дьявольская идея, а у этой шушеры только собственная утроба".[2]
С 1919-1920 годов большевистские вожди почувствовали себя полными победителями и уже не стеснялись вести жизнь подобно вельможам XVIII века. Они захватывают лучшие особняки и роскошные квартиры в Москве. За государственный счет нанимается многочисленная дворня. Многие подмосковные усадьбы русских государственных деятелей, купцов и предпринимателей заселяются новыми "властителями жизни". Для сохранения "драгоценного здоровья" партийных деятелей и наркомов привлекаются лучшие врачи. Широко практикуются поездки для лечения за границу, оттуда поступают самые редкие и дорогие лекарства. Отпуска если берут, то сразу же на несколько месяцев (2-3 месяца). Рекордсменами по долговременному отдыху стали Троцкий, Зиновьев, Иоффе, Бухарин.
Самые высокопоставленные большевистские вожди выказывают привязанность к царской роскоши, пищу им стали готовить царские повара. Член политического руководства РКП (б), председатель Моссовета Л.Б. Каменев и его жена (сестра Л.Д. Троцкого) совершали хищения дворцового имущества из музеев Московского Кремля.[3]
В самый голод 1919-1920 годов большевистские вожди выписывали себе из-за границы всяческие деликатесы и предметы роскоши. Например, главе Коминтерна Зиновьеву в специальных вагонах привозили трюфеля, ананасы, мандарины, бананы, фрукты в сахаре, сардины. Его жене Лилиной, женам и любовницам комиссаров из-за границы выписывали роскошное белье, духи, мыло, инструменты для маникюра, кружева.[4]
Александровским дворцом, резиденцией Николая II, завладела жена А.В. Луначарского якобы для устройства там детской колонии. Луначарская и ее единомышленник Телепнев заняли целый антресольный этаж. Как полагал бывший председатель царскосельской художественной комиссии Г.К. Лукомский, "размещение детской колонии было просто нужно как повод для разгрома имущества бывшего Наследника и великих княжен, чтобы стереть с лица земли доказательства исторической, фактической неопровержимости скромной жизни семьи Николая II, а может быть дело было проще: все было затеяно Телепневым, чтобы при переносках вещей воспользоваться предметами обихода, носильным платьем и т.д."[5] Бесследно исчез царский гардероб, а также значительная часть царской библиотеки.[6]
Народные комиссары, их жены и родственники получали бесплатно из государственных хранилищ России несметные сокровища в золоте и драгоценных камнях. Например, прокурор РСФСР Н.В. Крыленко безо всяких формальностей 10 марта 1921 года получил десять золотых колец с бриллиантами, а жена Л.Б. Красина - Красина-Лушникова - множество дорогих бриллиантов.
Впрочем, не все украденные у Русского народа драгоценности присваивались отдельными большевиками самочинно. Некоторые драгоценные предметы большевистские вожди дарили своим верным порученцам и соратникам. Так, командир Красной армии В.М. Примаков получил в награду за "Польский" поход золотой дамский портсигар ювелирной работы Фаберже с дарственной надписью Наследника Престола, будущего Николая II балерине Кшесинской.[7]
Характерным образцом новой большевистской "знати" были комиссар Раскольников и его жена Лариса Рейснер, тесно связанные с чекистской верхушкой. Очевидцы рассказывают, эта супружеская пара жила в голодной Москве 1918-1919 годов по-настоящему роскошно - особняк, слуги, великолепно сервированный стол. "Своему образу жизни Лариса с мужем нашли соответствующее оправдание: мы строим новое государство, мы нужны, наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти".[8] Жизнь большевистской "знати" пронизывали коварство, безмерная жестокость, предательство, подлость. Люди, принадлежащие к ней, отвергали моральные православные устои, <яростно доказывая, что все законы, вроде "Не убий", - сплошные лицемерие и ложь>. Уже упомянутые нами Рейснер с супругом участвовали в вероломных чекистских операциях. Так, например, однажды они вызвались помочь чекистам в аресте военспецов. Для этого большевистские супруги пригласили их к себе в гости. "Прекрасная хозяйка угощала и занимала гостей, и чекисты их накрыли за завтраком без единого выстрела. Операция эта действительно была опасной, но она прошла гладко благодаря ловкости Ларисы, заманившей людей в западню".[9]
Свадьбу большевистского комиссара П.Е. Дыбенко и наркома госпризрения А.М. Коллонтай партийные и советские деятели сыграли во дворце Кшесинской, используя посуду с золотыми царскими и великокняжескими вензелями.[10]
Полнейшее падение нравов, которое несла антирусская революция, конечно, не ограничивалось массовыми убийствами и грабежами беззащитного населения России. Повсеместно происходили падение половой морали, растление малолетних. Эмансипация полов, к которой призывали многие большевики на захваченных ими территориях, на практике выражалась в вакханалии массовых изнасилований и даже "социализации" женщин, особенно принадлежащих к буржуазному классу. Конечно, в официальных документах РКП(б), ВЦИК и Совнаркома призывов к "социализации" полов мы не найдем, однако негласно сложилось определенное отношение, которое допускало полнейшую эмансипацию полов. Причем под самый гнусный разврат подводилась идейная большевистская основа. <Сексуальная мораль, вырастающая из запросов рабочего класса, - писала А.М. Коллонтай, - служит новым орудием социальной борьбы рабочего класса... Не в интересах класса "закреплять" за отдельным членом революционного класса самостоятельного его представителя, долженствующего прежде всего служить интересам класса, а не выделенной и обособленной семейной ячейке>.[11] Идеологи социализма сулили своим сторонникам массу "радостей свободной любви" и "полнокровное удовлетворение половых потребностей революционного класса".
Примером половой эмансипации служили такие большевистские вожди, как Троцкий, Бухарин, Э. Склянский, Антонов-Овсеенко, Коллонтай и многие другие, чья интимная жизнь напоминала сплошную "собачью свадьбу". Естественно, не отставали от них многие представители среднего и низшего звена большевистского актива, особенно чекисты всех уровней. По данным, приводимым С.П. Мельгуновым, многие рядовые исполнители красного террора имели по 4-5 любовниц, а изнасилования и надругательства над беззащитными женщинами стали в террористических учреждениях большевиков обычным явлением. Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков, созданная Деникиным, опубликовала материалы о "социализации" женщин в городе Екатеринодаре уже в марте 1918 года.
В этом городе большевики издали декрет, напечатанный в "Известиях Совета" и расклеенный на столбах, согласно которому женщины в возрасте от 16 до 25 лет подлежали "социализации". Желающим воспользоваться этим декретом предлагалось обращаться в соответствующее революционное учреждение. Инициатором этой акции был комиссар по внутренним делам Бронштейн, который и выдавал мандаты на эту "социализацию". Такие же мандаты предоставляли подчиненный ему начальник большевистского конного отряда Кобзырев, главнокомандующий Иващев, а также и другие советские власти, причем на мандатах ставилась печать штаба "революционных войск Северо-Кавказской Советской республики". Мандаты выдавались как на имя красноармейцев, так и на имя советских начальствующих лиц, - например, на имя Карасеева, коменданта дворца, в котором проживал Бронштейн: по этому мандату предоставлялось право "социализации" 10 девиц. Образец мандата:
МАНДАТ
Предъявителю сего товарищу Карасееву предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц возрастом от 16-ти до 20-ти лет, на кого укажет товарища Карасеев.
Главком Иващев.
Место печати.
На основании таких мандатов красноармейцам подобрали больше 60 девушек - молодых и красивых, главным образом из буржуазии и учениц местных учебных заведений. Некоторые из них схвачены во время устроенной красноармейцами в Городском саду облавы, причем четыре из них подверглись изнасилованию там же, в одном из домиков. Около 25 девушек отвели во дворец Войскового Атамана к Бронштейну, а остальные в "Старокоммерческую" гостиницу к Кобзыреву и в гостиницу "Бристоль" к матросам, где и подвергли изнасилованию. Некоторые из арестованных были затем освобождены - как, например, девушка, изнасилованная начальником большевистской уголовно-розыскной милиции Прокофьевым, другие же уведены уходившими отрядами красноармейцев, и судьба их осталась невыясненной. Некоторые, после различного рода жестоких истязаний, были убиты и выброшены в реки Кубань и Карасунь. Ученица 5-го класса одной из екатеринодарских гимназий подверглась изнасилованию в течение двенадцати суток целою группою красноармейцев, затем большевики подвязали ее к дереву и жгли огнем и, наконец, расстреляли.[12]
Массовым явлением стала проституция среди несовершеннолетних. Известный социолог П. Сорокин, исследовавший этот вопрос, писал в 1920 году: <Особенно огромна была роль в этом деле Коммунистических Союзов Молодежи, под видом клубов устраивавших комнаты разврата в каждой школе... дети двух обследованных колоний в Царском Селе оказались сплошь зараженными гонореей... Один знакомый врач мне рассказывал такой факт: к нему явился мальчик из колонии, зараженный триппером. По окончанию визита он положил на стол 3 млн. рублей. На вопрос врача, откуда он взял деньги, мальчик спокойно ответил: "У каждого из нас есть своя девочка, а у девочки есть любовник - комиссар..." Девочки, прошедшие через распределительный центр Петрограда, откуда они распределялись по колониям, школам и приютам, почти все оказались дефлорированными, а именно: из девочек до 16 лет таковыми было 86,7 процента">.[13]
Глава 61
Русская Церковь против богоборческой власти. - Крестный ход к Кремлю. - Преследование священнослужителей и верующих. - Осквернение святынь. - Попытки большевистских ставленников захватить власть в Церкви.
Поместный Собор Русской Церкви выразил единственно правильную позицию православных людей в отношении принятого большевистской властью декрета "Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви":
Изданный Советом народных комиссаров Декрет об отделении Церкви от государства представляет собой, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против нее гонения.
Всякое участие в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви вплоть до отлучения от Церкви..."
Переживая судьбу Отечества и русских святынь, участники Поместного Собора подняли вопрос об объявлении Московского Кремля резиденцией Русского Православия. Ими было сделано следующее предложение:
Московский Кремль объявить собственностью Русского народа и всякое посягательство на него признать оскорблением народной веры и чувств.
Все имеющие военное значение учреждения перевести из Кремля и помещения таковых предоставить под культурные, благотворительные и просветительные учреждения.
Защиту и охрану Кремля Священный Собор от имени православного Русского народа вверяет православному населению православной Москвы, о чем должно быть объявлено Московскому населению особым посланием".[1]
Однако антирусская власть не посчиталась с законным решением Православной Церкви. На долгие десятилетия Московский Кремль был оккупирован врагами Русского народа. А православным людям было запрещено поклоняться общерусским святыням, прекратились службы в Успенском и других соборах Кремля.
В самые тяжелые времена Православная Церковь была главной защитницей и вдохновительницей Русского народа, оставшегося без своих национальных руководителей и органов власти. И в эти дни Православная Церковь становится духовно-организующим центром русских людей, призывает их сохранять свою веру и национальность.
"Что теперь стало с нашей когда-то Святой Русью? - вопрошал в своей проповеди настоятель храма Воскресения Христова в Сокольничьей слободе священник Иоанн Кедров. - Куда девался русский человек - христианин и патриот, для которого Отечество было всегда предметом его любви и святых подвигов?!
Русский православный человек! Если ты не хочешь быть рабом других народов, для которых Россия, наше Отечество - лакомый кусок, а мы все- рабочая сила: на нас будут пахать землю и возить навоз, - опомнись, пойми, что ты русский и никакие другие народы не дадут тебе защиты и спасения, все они преследуют только свои цели. Никто, только ты сам сможешь спасти себя от мучений и Отечество от позора. Спасти не насилием, разорением и кровью своих отцов, братьев и сестер в междоусобной войне... А спасти себя верою в Христа, Который еще есть в тебе. Нас разделили на партии, чтобы во вражде и разделении мысами себя опозорили и уничтожили..."
Еще весной 1918 года Русская Церковь обладала огромной мощью, способной победить и посрамить безбожную власть. Во время первомайской демонстрации большевиков на Красной площади, собравшей кучки партийных активистов и отряды красноармейцев, главным образом космополитические формирования латышей, китайцев и прочего наемного сброда, русским людям было дано знамение Свыше. В один из главных моментов "большевистского праздника" внезапно разорвалось красное полотнище, повешенное по приказу Ленина на Никольских воротах, чтобы закрыть икону Николая Чудотворца. Образ чтимого всем русским людом святого заступника предстал перед народом и вызвал широкий духовный подъем.
По требованию русских людей в день праздника Николая Чудотворца совершается крестный ход из всех московских церквей к Никольским воротам Кремля. С самого раннего утра Православная Москва, организовавшись вокруг приходских церквей, двинулась к Кремлю. В грандиозном шествии, по разным оценкам, приняли участие от 400 до 600 тыс. жителей Москвы. Очевидец события писатель Б. Зайцев вспоминал: <От Храма Христа Спасителя было видно, как отряды под хоругвями переходили через Москву-реку: со всех концов шли новые и новые толпы, сливались золотой рекой с иконами, крестами, двигались по родным и так намученным сейчас местам. Мы не смогли войти в Кремль. Но все наши "полки" собрались на Красной площади, и тут, в сотнях хоругвий и икон, риз, облачений, митр, крестов и панагий воочию была видна древняя слава Москвы - церковная ее слава>.
Многие русские люди шли в этом шествии как на смерть, заранее приготовившись и причастившись. Их не могли остановить угрожающие листовки Чека, расклеенные на всех столбах, и многотысячные отряды интернационалистов и чекистов, наставивших на мирных людей сотни пулеметных и орудийных дул. Ленин и другие иудейские руководители антирусского режима с ужасом и ненавистью наблюдали за шествием и торжественной службой у Никольских ворот, которую проводил сам Патриарх Тихон.
Преследование Русской Церкви, начатое масонским Временным правительством, с приходом к власти большевиков переросло в вакханалию зверских убийств русских епископов и священников. По официальным данным, составленным Архиерейским Синодом Русской Православной Церкви за границей, первым в 1918 году был убит Макарий, епископ Орловский. Затем в том же году и в следующем - Первенствующий Иерарх России Митрополит Киевский, а раньше Петербургский, Владимир. Медленно были замучены архиепископ Астраханский Митрофан и епископ Леонтий. Тела их были брошены в яму, и православных не допускали похоронить мучеников. В Перми архиепископу Андронику отрезали щеки, выкололи глаза, долго водили его по улицам и, наконец, закопали живым в землю. Там же расстреляли присланных Священным Синодом для расследования этого события архиепископа Черниговского Василия и Пермского викария епископа Феофана. В Тобольске утопили епископа Гермогена, в Свияжске по приказу Троцкого умертвили, привязав к хвосту бешеной лошади, епископа Амвросия. Епископа Исидора в Самарской губернии посадили на кол и так предали медленной мучительной смерти. Также долго мучили в Белгороде епископа Никодима, ударяя по голове железным прутом, и затем, бросив его тело в сорную яму, не дозволяли его хоронить, пока через полгода не пришли белые и не погребли его останки, узнав их среди прочих трупов только по монашескому одеянию.
Епископа Ревельского Платона, обливая водой на морозе, обратили в ледяной столб. Были убиты преосвященные Лаврентий, епископ Балахнинский; Пимен, епископ Верненский; Мефодий, епископ Павлодарский; Герман, епископ Камышинский; Варсонофий, епископ Кирилловский; Ефрем, епископ Селенгинский; Мефодий, епископ Акмолинский. Умерщвлены в собственных домах архиепископ Иоаким в Крыму, епископ Симон в Уфе.[2]
Страшные зверства творили с монахами, часто расстреливали всех, кто отказывался покинуть монастырь. Не щадили и монахинь. В городе Богодухове всех монахинь, не пожелавших уйти из монастыря, привели на кладбище к раскрытой могиле, отрезали им сосцы и живых побросали в эту глубокую яму, а сверху кинули еще дышавшего старого монаха и, засыпая всех землей, кричали, что справляется монашеская свадьба.
Русские священники и епископы шли на смерть с истинно православным самоотвержением. В канун своей кончины на собрании братства православных приходов епископ Амвросий говорил: "Мы должны радоваться, что Господь привел нас жить в такое время, когда можем за Него пострадать. Каждый из нас грешит всю жизнь, а краткие страдания и венец мученичества искупают грехи всякие".[3] В эти годы были также умучены настоятель Казанского собора протоиерей Философ Орнатский, знаменитый на всю Россию московский протоиерей Иоанн Восторгов, осужденный за "антисемитскую пропаганду", протоиерей Николай Конюхов и священник Петр Дьяконов из Пермской епархии, иеромонах Нектарий из Воронежа.
Петроградский протоиерей Алексий Ставровский после убийства председателя петроградской Чека Урицкого был схвачен Чека в качестве заложника. Заложников выстроили на площади и объявили: "Каждый десятый будет расстрелян в возмездие за Моисея Соломоновича Урицкого, а остальных отпустят". Рядом с протоиереем Алексием Ставровским стоял молодой священник, на которого выпал жребий, и отец Алексий предложил ему: "Я уже стар, мне недолго осталось жить... иди себе с Богом, а я стану на твое место". После расстрела тело мученика бросили в воды Финского залива. Многие священнослужители, монахи и монахини были зверски замучены бандитами: их распинали на Царских вратах, варили в котлах с кипящей смолой, скальпировали, душили епитрахилями, "причащали" расплавленным свинцом, топили в прорубях.[4]
В Александро-Свирском монастыре большевистские комиссары убили священнослужителей и прихожан - членов "Союза охраны церквей и часовен при Александро-Свирском монастыре", а затем устроили надругательство над святынями Русского народа, описание которого сохранилось в письме епархиального архиерея Патриарху Тихону:
"... В монастырь приехали с красноармейцами люди, назвавшие себя комиссарами. Среди приехавших, как сообщает братия монастыря, оказались лица, жившие ранее в монастыре послушниками и рабочими, которые хорошо знали положение имущества монастыря. Приехавшие отобрали в монастыре все, что можно, они взяли все ценные вещи, многие очень важные в историческом отношении, содрали ризы с икон, отняли одежду и белье у монашествующих, захватили у них чай, сахар, съестные припасы, мало того, они заставили открыть соборный храм монастыря и начали распоряжаться в нем, как у себя дома; без всякого стеснения, с полным надругательством над религиозными чувствами православного Русского народа они обращались с находившимися в храме мощами, самовольно вынули их из раки, а затем, вероятно, в оправдание своих возмутительных действий выдумали басню, будто бы вместо останков тела святого Александра Свирского они нашли лежащую восковую куклу... В самом священном месте храма - алтаре, где они, не снимая шапок, разбирали престол, хватали священные предметы, кресты, евангелия и священные сосуды. Наконец, они выпили церковное вино... напились допьяна".[5]
14 февраля 1919 года советский режим издает постановление об организованном вскрытии святых мощей. Святотатство, кощунство и глумление над святынями Русского народа приобретают планомерный характер. Лавры и монастыри посещают специальные комиссии, имевшие главную задачу надругаться над православными чувствами Русского народа. Всего до осени 1920 года святотатцы произвели 63 публичных вскрытия святых мощей. Подверглись надругательству мощи святого Митрофана Воронежского, преподобного Макария Калязинского, преподобного Евфимия Суздальского, святителя Питирима Тамбовского, преподобного Нила Столбенского, святого Иоасафа Белгородского, преподобного Серафима Саровского.
Самое страшное кощунство над русскими святынями совершилось 11 апреля 1919 года. Большевистские комиссары вскрыли раку с мощами Игумена Земли Русской Преподобного Сергия Радонежского. В канун вскрытия, совершенного в ночное время, перед воротами Троице-Сергиевой Лавры собралась толпа богомольцев, молебны Преподобному пелись всю ночь. Утром народ пустили в Лавру. Перед ракой с мощами святого сияло пламя свечей. В течение трех дней тысячи богомольцев подходили вереницей к раке и прикладывались к обнаженным мощам Преподобного.[6]
В Чека и советских властных структурах создаются специальные подразделения по борьбе с Русской Церковью. Чекисты, "специализировавшиеся на религии", подбирают себе сотрудников из числа священников-расстриг, белых монахов и других опустившихся аморальных личностей, вроде А.И. Введенского, руководителя созданного масонским Временным правительством "Союза демократического духовенства". Уже в январе 1918 года Введенский вместе с чекистами готовит в Москве выступление против Патриарха Тихона. [7]
В 1919 году большевики предприняли попытку создания организации по управлению православным духовенством руками различных проходимцев из духовной среды и прежде всего из деятелей масонского "Союза демократического духовенства". Новую организацию большевики назвали "Исполком-духа" (исполнительный комитет духовенства). Однако ожидания большевиков не оправдались. С самого начала эта антиправославная организация оказалась мертворожденной, ибо у русских священников никаких чувств, кроме презрения, не вызывала.
Абсолютное большинство русских священников категорически отвергли попытки большевистского режима сделать их сотрудниками в борьбе против Русского народа. Многие из них не боялись пойти на смерть и мучения и резко обличали преступные деяния богоборческой власти.
Осенью 1918 года Патриарх Тихон всенародно обличает преступления большевиков. "... Великая наша Родина, - говорил он, - завоевана, умалена, расчленена, и в уплату наложенной на нее дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото".
Патриарх обращается с посланием к Совету народных комиссаров, в котором призывает большевистскую верхушку прекратить геноцид Русского народа, остановить кровопролитие. "Отпразднуйте, - говорилось в послании Патриарха, - годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами поливаемая (Лк. II, 51) и от меча погибнете сами вы, взявшие меч-(Мф. 26,52)".
Предвидя гонения и физические репрессии богоборческой власти, Поместный Собор постановил значительно увеличить число православных епископов, в каждой епархии открыть по нескольку викариатов. Если до революции в сан епископа возводилось в среднем в год 4 священнослужителя, то в 1919-м - 14, в 1920-м - 30, в 1921-м - 39.[8] Как показали дальнейшие события, эта мера спасла высшую иерархию Русской Церкви от уничтожения. "Среди преемников апостолов, получивших благодать святительства в безмерно трудные годы гражданской войны, были выдающиеся деятели нашей церковной истории, бесстрашные и мудрые архипастыри, столпы Церкви: митрополиты Петр (Полянский), Вениамин (Федченков), архиепископы Иларион (Троицкий), Петр (Зверев), епископы Серафим (Звездинский), Афанасий (Сахаров), Павлин (Крошечкин)".[9]
В условиях ожесточенной гражданской войны и целенаправленного гонения на Церковь со стороны большевиков Патриарх Тихон подготавливает постановление о временных автокефалиях, дававшее архиереям особые права самоорганизации. В постановлении говорилось, что, если какая-то часть Русской Церкви окажется вне общения с Высшим Церковным Управлением или само Высшее Церковное Управление во главе со Святейшим Патриархом прекратит свою деятельность, старейший по сану епархиальный архиерей входит в сношения с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях.
Это постановление сыграло большую роль в дальнейшем строительстве Русской Церкви, разорванной фронтами гражданской войны или границами новообразованных "государств".
Оторванный от духовного водительства Патриарха, Русский народ самоорганизуется и продолжает свое верное служение Богу.
В ноябре 1918 года в Томске состоялось Сибирское церковное совещание. В нем участвовали 13 архиереев, возглавлявших епархии Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока, а также 26 членов Всероссийского Собора из духовенства и мирян. Почетным председателем совещания избрали митрополита Казанского Иакова, а председателем - архиепископа Симбирского Вениамина (Муратовского). На совещании было образовано Высшее Временное Церковное Управление во главе с Омским архиепископом Сильвестром (Ольшанским). В Высшее Временное Церковное Управление вошли архиепископы Симбирский Вениамин (Муратовский), Уфимский Андрей (Ухтомский), священники Я. Галахов и Владимир Садовский, профессора П. Прокошев и А. Писарев.
Совещание постановило, что после прекращения своей деятельности Высшее Временное Церковное Управление обязано во всем дать отчет Святейшему Патриарху.
В мае 1919 года в Ставрополе прошел Юго-Восточный русский Церковный Собор. В Соборе участвовали епархиальные и викарные епископы, клирики и миряне по выборам от Ставропольской, Донской, Кубанской, Владикавказской и Сухумско-Черноморской епархий, а также члены Всероссийского Поместного Собора, оказавшиеся на юге страны, занятом войсками генерала А.И. Деникина. Своим Председателем Собор избрал архиепископа Донского Митрофана (Симашкевича). На Соборе образовали Высшее Временное Церковное Управление. Его Председателем стал архиепископ Митрофан, членами - архиепископ Таврический Димитрий (Абашидзе), епископ Таганрогский Арсений (Смоленец), протопресвитер Г.И. Шавельский, профессор протоиерей А.П. Рождественский, граф В. Мусин-Пушкин и профессор П. Верховский. Впоследствии главой Юго-Восточного Высшего Временного Церковного Управления был избран митрополит Киевский Антоний (Храповицкий).[10]
В конце 1919 года митрополит Антоний Храповицкий прибыл в Новочеркасск, где 10 ноября 1919 года совершил торжественное богослужение в Крестовоздвиженской церкви и произнес проповедь о духовном возрождении Русского народа. Митрополит Антоний обращается к русскому обществу с духовными наставлениями: "Иисус Христос как жертва еврейской революции", "О патриаршестве", "Христианская вера и война", "О невозможности нравственной жизни без веры в Бога". Эти выступления становятся духовными маяками для многих русских людей. Деятельность его вызывает взрыв ненависти со стороны врагов Русского народа. По приказанию масона С. Петлюры митрополит был арестован и под вооруженной охраной заключен в униатском монастыре в городе Бучаче. Однако владыка не потерял духа и в тяжелейших условиях написал ряд сочинений, вошедших в золотой фонд русской духовной мысли, - "Опыт христианского православного катехизиса", "Исповедь", но главное - "Словарь к творениям Достоевского". Эта последняя книга мыслилась им как своего рода патриотическая программа, "нравственно-политический катехизис русского человека", ибо, по мнению митрополита Антония, Достоевский был "истинным пророком Русской земли". Пользуясь произведениями Достоевского, владыка описывает "содержание русской жизни", полагая, что "возрождение русской жизни, возрождение прочное и многовековое возможно лишь под условием восстановления правильных воззрений на нашу жизнь и на Русь". Девизом этой книги стали слова: "Не должно отчаиваться".
После поражения Деникина Россию покинули митрополит Антоний, архиепископы Волынский Евлогий, Кишиневский Анастасий, Минский Георгий, Курский Феофан, епископ Лубенский Серафим (Соболев) и другие архиереи, застигнутые гражданской войной на юге страны. Архиепископ Таврический Димитрий, архиепископ Полтавский Феофан, епископ Севастопольский Вениамин (Федченков) находились тогда в Крыму на последнем клочке земли, оставшемся в 1920 году у белых. Председатель Высшего Временного Церковного Управления митрополит Новочеркасский и Донской Митрофан не покинул родной земли затворившись в монастыре в Старочеркасске. На родине остались также престарелый Ставропольский архиепископ Агафодор, епископ Арсений (Смоленец) и еще несколько архиереев. После поражения Врангеля архиепископ Таврический Димитрий остался в России, а архиепископ Феофан и епископ Вениамин (Федченков), возглавлявший войсковое духовенство, эмигрировали.[11]
