Правительственный аппарат еврейского интернационала. - Борьба за власть. - Устранение Троцкого. - Заговор против Сталина. - Его политическая победа. - Разложение верхушки еврейского интернационала.
Великая страна, 80% населения которой были русские, в 20-30-е годы управлялась государственным аппаратом, состоявшим в верхних его звеньях преимущественно из лиц еврейской национальности.[1] Административные и репрессивные органы новой власти формировались, как правило, из инородцев. Приток русских, если и осуществлялся, то только из люмпен-пролетарских и бедняцких слоев (наиболее неподготовленных для такой работы). Совершенно невозможно было поступить на государственную службу человеку из бывшего правящего класса России или даже просто крестьянину, сохранившему национальнальное сознание (именовавшееся у большевиков "черносотенством").
На глазах Русского народа "совершилась замена правящего класса и евреи превратились в советских вельмож, комиссаров и командиров, а за ними потянулись их многочисленные родственники и единоплеменники, заполняя все государственные учреждения".[2]
Как отмечал еврейский исследователь И.М. Бикерман: "Русский человек никогда не видел еврея у власти; он не видел его ни губернатором, ни городовым, ни даже почтовым чиновником. Были и тогда, конечно, и лучшие и худшие времена, но русские люди жили, работали и распоряжались плодами своих трудов, Русский народ рос и богател, имя русское было велико и грозно. Теперь еврей - во всех углах и навсех ступенях власти. Русский человек видит его и во главе первопрестольной Москвы, и во главе Невской столицы, и во главе Красной Армии, совершеннейшего механизма самоистребления. Он видит, что проспект св. Владимира носит теперь славное имя Нахамкеса, исторический Литейный проспект переименован в проспект Володарского, а Павловск - в Слуцк. Русский человек видит теперь еврея и судьей и палачем. Он встречает евреев и не коммунистов, а таких же обездоленных, как он сам, но все же распоряжающихся, делающих дело советской власти: она ведь всюду и уйти от нее некуда. А власть эта такова, что, поднимись она из последних глубин ада, она не могла быть ни более злобной, ни более бесстыдной. Неудивительно, что русский человек, сравнивая прошлое с настоящим, утверждается в мысли, что нынешняя власть - еврейская и что потому именно она такая осатанелая. Что она для евреев и существует, что она делает еврейское дело, в этом мениеего укрепляет его сама власть." [3]
Презрение к Русскому народу и его культуре пронизывало верхушку нового правящего режима. Неудачи, провалы политики объяснялись ею "отсталостью" и "головотяпством" народа. Как отмечал в своих дневниках М. Пришвин, именно <эти слова употребляют вообще и все высшие коммунисты, когда им дают жизненные примеры их неправильной, жестокой политики. Помню, еще Каменев на мое донесение о повседневных преступлениях ответил спокойно, что у них в правительстве все разумно и гуманно. "Кто же виноват?" - спросил я. "Значит, народ такой", - ответил Каменев>.
Отношение к России нового правящего класса определялось словами Ленина, который однажды сказал: "...а на Россию мне наплевать" (!). Центральные органы печати советского правительства декларативно заявляли: "У нас нет национальной власти - у нас власть интернациональная. Мы защищаем не национальные интересы России, а интернациональные интересы..." (Известия. 8.2.1921). "Русь!.. Сгнила?.. Умерла?.. Подохла?.. Что же!.. Вечная память тебе" (Правда. 13.8.1925). "Писатели должны выкинуть за борт литературы мистику, похабщину, национальную точку зрения" (Правда. 1.1.1925).
Гигантский аппарат еврейского интернационала на основе деятелей культуры малого народа создает всеохватывающую систему пропаганды и агитации.
Польский посланник в Москве С. Патек в письме своему министру иностранных дел писал:
"Большевики показали миру, какой великой силой является мудро и энергично проводимая пропаганда. Непропорционально малая горстка людей правит большими и богатыми землями, имеющими более чем стомиллионное население. Все государства мира в той или иной степени чувствуют влияние этой пропаганды в сфере общепринятых принципов государственности и вынуждены так или иначе определять свое отношение к СССР и его правительству... Вне СССР влияние коммунизма... отразилось уже сегодня на рабочих организациях и на трудовом законодательстве капиталистических государств".[4]
Правительство еврейского интернационала было жестко иерархично. Нижние звенья абсолютно и безоговорочно подчинялись верхним. Диктатура партии строилась на диктатуре ЦК. Диктатура ЦК - на диктатуре Политбюро. Диктатура Политбюро - на диктатуре вождя. Как заявлял Н.И. Бухарин на январском пленуме ЦК (1924): "Нам для того, чтобы поддержать пролетарскую диктатуру, необходимо поддержать диктатуру партии, которая немыслима без руководящей роли ЦК как властного учреждения".[5] Конечно, разговоры о диктатуре пролетариата в этом контексте были сплошным вымыслом. Еще большей выдумкой являлись рассуждения о демократии, которой советский режим боялся пуще огня. На одной из партийных конференций в 1925 году с возмущением заявлялось: "Сегодня говорят - демократия в партии; завтра скажут - демократия в профсоюзах, послезавтра беспартийные рабочие могут сказать: дайте нам такую же демократию, которую 6ызвали у себя. А разве крестьянское море не может сказать нам: дайте демократию?".[6]
После Х съезда партии в Политбюро входили пять человек - Ленин, Сталин, Троцкий, Каменев, Зиновьев, а трое - Молотов, Калинин и Бухарин - состояли кандитатами в члены Политбюро. Кандитаты избирались для того, чтобы заменять заболевших членов Политбюро. Причем каждому кандитату по указанию Ленина присваивалась своя степень. Молотов мог заменять первого заболевшего члена Политбюро, Калинин - второго, Бухарин - третьего. Выдерживалась строжайшая политическая иерархия.
После 1920 года болезнь Ленина резко прогрессировала. Со второй половины 1921 года он редко появляется на людях, а после мая 1922 года практически сходит с политической арены. И уже в 1923 году недавние соратники Ленина практически не принимают его в расчет - складывается новая расстановка политических сил. Возникают два центра влияния: с одной стороны Троцкий, который считает себя законным преемником вождя; с другой - Сталин, Каменев и Зиновьев, объединившиеся для противостояния Троцкому.
На партийном пленуме 3 апреля 1922 года выносится постановление, которое значительно укрепило позиции второго центра: "Установить должность Генерального секретаря и двух секретарей. Генеральным секретарем назначить т. Сталина, секретарями - т. т. Молотова и Куйбышева". Состав секретарей, и прежде всего кандитатура Сталина, был определен лично Лениным.[7] По его же инициативе Политбюро увеличили до семи человек. Из числа старых членов Политбюро вывели Крестинского, а введены Зиновьев, Томский, Рыков. Кандитатом в Политбюро вместо Зиновьева стал Молотов.
В конце 1924 года политическое положение в России было очень сложным. Большевистский режим находился в глубоком кризисе. Даже для того, чтобы продолжать борьбу против Русского народа, режиму требовались силы, однако боевые отряды антирусской коалиции были измотаны за шесть лет зверской борьбы со стопятидесятимиллионным народом. Для перегруппировки сил и нового наступления эта каолиция готовилась ужесточить и без того бесчеловечную диктатуру, а единоличным диктатором намечался Троцкий. Агент немецкой разведки, связанный с верхами советского правительства, описывает положение в России в весьма мрачных красках. "Замечается,- пишет он, - все увеличивающаяся нехватка денег. Надежды на заем в Англии не оправдались, даже большевистские векселя не дисконтируются больше английскими банками. Недовольство правящей кликой растет и в рядах русских коммунистов. Везде в России учитывают возможность того, что Троцкий внезапно и неожиданно станет диктатором".[8]
Сам Троцкий считал себя гением и был убежден в своей победе. Этот садист и кровавый палач, лично ответственный за убийства многих тысяч русских людей, не сомневался, что после смерти Ленина станет его наследником.[9] Однако нахрапистая самоуверенность подвела его. Жестокая личность Троцкого вызывала страх даже у единоплеменников. Каменев и Зиновьев, мечтавшие о своем лидерстве, предпочли вступить в блок со Сталиным (которого считали слабым политиком), чем передать наследство Ленина Троцкому.
Еще при жизни Ленина в октябре 1923 года Троцкий пытается установить свой контроль над партией, в качестве повода он использует экономические вопросы, выступая с новыми требованиями милитаризации труда и всей экономики, "жесткой концентрации промышленности", "ужесточения политики в отношении крестьянства". По сути дела, речь шла о новом этапе политики военного коммунизма и превращении русских людей в рабов большевистского государства. По этому вопросу состоялся специальный объединенный пленум ЦК и ЦКК РКП(б). На нем Сталин и большинство Политбюро сумели объединить всех присутствовавших против Троцкого. "Первый наследник Ленина" потерпел сокрушительное поражение. За него проголосовало только два человека из 114 участвовавших в заседании. Более того, такой же итог был при попытке Троцкого заручиться голосами армейских большевиков, несмотря на активную поддержку "главного комиссара" Красной армии, такого же палача и садиста, как Троцкий, Антонова-Овсеенко.
В январе 1924 года умер Ленин. Политическое завещание вождя с уничтожительными характеристиками его соратников опубликовали с комментариями Сталина, но ограниченным тиражом. Последнему эта публикация была выгодна. Как справедливо замечал В.М. Молотов: "На фоне всех оценок он там самый положительный".[10]
Несмотря на попытки политических противников Сталина использовать завещание вождя в своих целях, оно в конечном счете еще сильнее укрепило позиции генсека в борьбе против Троцкого.
В 1927 году Л. Троцкий сначала был отправлен в ссылку в Казахстан, а в феврале 1929 выслан в Турцию на советском корабле "Ильич". Когда корабль вошел в Босфор, один из охранников Троцкого передал ему полторы тысячи долларов для того, чтобы "он мог начать жизнь за рубежом".
За границей троцкистское движение еще более усилило антирусский характер. На деньги еврейских банкиров создается троцкистский четвертый интернационал, сыном Троцкого Седовым издается печатный орган "Бюллетень оппозиции". В СССР Троцкий организует подпольную деятельность, ведет тайную переписку со своими соратниками. Одним из эмиссаров Троцкого служил террорист, чекист Я. Блюмкин, выполнявший функции нелегального резидента ОГПУ в Стамбуле. В частнности, Блюмкин передал письмо Троцкого К. Радеку. За это в 1929 году Блюмкин был расстрелян, репрессиям подверглись и многие другие троцкисты.
Союз Сталина с Каменевым и Зиновьевым против Троцкого продолжался недолго. В 1925 году Каменев и Зиновьев, рассчитывавшие руководить Сталиным, поняли, что просчитались, ибо последний не собирался делиться с ними властью.
На XIV съезде в декабре 1925 года на политическую арену выступила так называемая "новая оппозиция", руководимая Зиновьевым и Каменевым. Главной целью их стала попытка устранения Сталина. В своем выступлении на съезде Каменев заявил, что Сталин "не может выполнять роль объединителя большевистского штаба". В ответ на эти слова абсолютное большинство делегатов устроило овации Сталину, громко скандируя его имя. Оппозиция была посрамлена и уже не пыталась выступать против Сталина в открытую. Именно с 1925 года начинается стремительное возвышение Сталина как единоличного правителя. В этом же году, еще до съезда, осуществляется первое крупное увековечивание его именем большого русского города Царицына, который стал называться Сталинградом.
В 1926 году под руководством Сталина при участии Бухарина, Рыкова и Томского проводится сложная интрига по смещению с влиятельных политических постов Каменева, Зиновьева и многих их сторонников. Верхом этой интриги стала операция по подготовке к смещению с поста ленинградской партийной организации Зиновьева. Для этого в Ленинград выехала большая группа сторонников Сталина - Киров, Ворошилов, Калинин, Андреев, Бухарин, Томский, - которые, используя свою популярность в партии, добились переизбрания Зиновьева. Некоторое время Зиновьев оставался еще председателем Коминтерна, но затем по рекомендации Сталина эту должность упразднили, а руководить Коминтерном стал первый секретарь, на должность которого назначили Бухарина.
Против Сталина сколачивается блок влиятельных политиков, в который кроме Каменева, Зиновьева и Троцкого входили многие видные партийные, хозяйственные и военные функционеры и даже вдова Ленина Крупская. Блок преследовал одну цель - отстранить Сталина от власти. Острая борьба разгорелась на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в июле 1926 года. Противники Сталина в качестве главного аргумента против него еще раз использовали политическое завещание Ленина. Перед участниками пленума выступил Зиновьев, который обвинил Сталина якобы в сокрытии этого завещания от ЦК, были вытащены на свет и другие компрометирующие Сталина материалы. Однако Генеральный секретарь не только отвел все обвинения своих противников, но и наглядно разоблачил их как политических интриганов, преследующих чисто личные цели. Собственно, с этого пленума и начался окончательный закат политической карьеры Троцкого, Каменева и Зиновьева, а впоследствии и Бухарина. К 1928 году складывается настоящий политический заговор с целью устранения Сталина.
Это видно из отчета Каменева о беседе с Бухариным 11 июля 1928 года.
"Каменев: Каковы ваши силы?
Бухарин: Рыков плюс Томский плюс Угланов (точно) плюс я. Петроградцы вообще с нами, но они испугались, когда появилась возможность сместить Сталина..."
Узнав об этом, Сталин наносит немедленный удар по Бухарину, Рыкову и Томскому, которые в 1929-1930 годах выводятся из Политбюро и лишаются других политических постов.
В 1932 году еврейские большевики пытаются еще раз устранить Сталина. Осуществляется это сразу же с нескольких сторон - со стороны Бухарина и со стороны Троцкого. Сторонник Бухарина М. Рютин (явно не без консультаций со своим кумиром) составляет письмо, в котором обвиняет Сталина в предательстве ленинских идеалов пролетарской революции. Письмо подписали 17 членов партии, но подписи самого Бухарина под ним не было. Письмо распространили среди членов ЦК ВКП(б) накануне осеннего пленума 1932 года.
В октябре 1932 года активный троцкист Е.С. Гольцман встретился в Берлине с сыном Троцкого Седовым с целью создания в СССР на основании троцкистского подполья мощного оппозиционного блока. Троцкий дает свое согласие возглавить его.
Уже к концу 20-х годов правящий слой еврейского интернационала находился в состоянии глубокого разложения. Проявлялось это как в работе, так и в быту. "Правящие (советские круги), - писал- упомянугый мною польский дипломат С. Патек, - утрачивают свою революционную энергию и решительность, любые переговоры ведут долго и вяло, не способны прийти к соглашению (с противником), им не хватает мужества для каких-либо уступок и завершения даже относительно мелких дел. Там, где не могут приказать, перехитрить или подкупить, останавливаются без движения и без решения".[11] Залившая страну кровью миллионов русских людей и обрекшая их на нищету, большевистская верхушка с каким-то особым упоением бросилась "наслаждаться радостями жизни". Огромные квартиры и дачи, где до революции жила русская буржуазия, поездки на иностранные курорты становятся нормой. Идет строительство фешенебельных Домов Советов с квартирами улучшенной планировки и со всеми возможными удобствами. Находясь на полном государственном обеспечении - дачи, автомашины, особые пайки, партийные и советские вожди пьянствовали, распутничали, заводили по нескольку любовниц. В 20-е-начале 30-х годов практически все представители большевистской элиты развелись со своими старыми женами и завели молодых.
Как признавался Н.И. Бухарин, пламенные революционеры <полюбили особняки (непременно - особняки: квартиры хоть в 20 комнат - им мало!), шампанское, кокоток, да которые подороже, из балета, собственные поезда, "тридцать тысяч курьеров", а жены их - бриллианты в орех ("нельзя ли с царицы?"), альфонсов и, конечно, десяток новых платьев в месяц, если не из Парижа, то хотя бы (с кислой миной!) от Ламановой (модной дореволюционной портнихи. - О.П.)> [12] Известный большевистский комиссар, нарком финансов масон И.И. Скворцов-Степанов, например, поселился с шикарном особняке на Поварской, развелся со своей женой и "расписался" с девочкой 17 лет, "раскрашенной да раздушенной".
Во время великого голода 1922 года огромные средства, изъятые у Русской Церкви, использовались не на помощь голодающим, а на укрепление режима. ЦК РКП(б) утверждает смету на золотую валюту. Миллионы золотых рублей отдаются на нужды Коминтерна, а также содержание заграничных домов отдыха для партийных работников, валютные пособия для них и членов семей на лечение за границей (в Висбадене, Карлсбаде, Киссингене, Тироле и др.).
В 1925 году специальным постановлением Политбюро негласная традиция формирования кадров руководящих работников по специальным номенклатурным спискам приобретает характер партийного закона. С этого времени устанавливаются понятия "номенклатура N 1" и "номенклатура N 2".
Должности, входившие в список номенклатуры N 1, находились в ведении ЦК, а люди назначались на них решением Политбюро (а фактически по желанию Генерального секретаря). В этот список входили должности первых секретарей ЦК республик, обкомов, крайкомов, наркомы, командующие округами войск, послы. Должности, входившие в номенклатурный список N 2, находились в ведении отделов ЦК.
В самом начале 30-х годов отменяется так называемый партмаксимум и формируется особая система партийных привилегий.
Потерпев сокрушительный крах в деле насаждения мировой революции и ввергнув Россию в унизительное поражение в Польше, Ленин на время отходит от своих агрессивных замыслов и уже весной 1922 года меняет внешнюю политику, провозгласив новую доктрину мирного сосуществования государств с разным общественным строем.[1] Впервые на практике она была провозглашена наркомом иностранных дел на Генуэзской конференции. "Оставаясь на точке зрения принципов коммунизма, - заявлял, основываясь на инструкциях Ленина, Г.В. Чичерин, - российская делегация признает, что в нынешнюю историческую эпоху, делающую возможным параллельное существование старого и нарождающегося нового социального строя, экономическое сотрудничество между государствами, представляющими эти две системы собственности, является повелительно необходимым для всеобщего экономического восстановления".[2]
На Генуэзской конференции советская делегация, возглавляемая Г.В. Чичериным и Л.Б. Красиным и включавшая в себя таких видных еврейских большевиков, как М.М. Литвинов, А.А. Иоффе, X.Г. Раковский, путем различных закулисных манипуляций и, по-видимому, подкупа сумела избежать многих острых углов. Делегация отказалась признать долги царского и Временного правительств, вернуть иностранным предпринимателям национализированные у них на территории России предприятия или возместить их стоимость. Более того, от имени советской России были выдвинуты контрпретензии о возмещении убытков, причиненных иностранной интервенцией и блокадой (если довоенные и военные долги России были равны 18,5 млрд. золотых рублей, то ее убытки в результате иностранной интервенции и блокады составляли 39 млрд. золотых рублей). Советская делегация выдвинула свои условия, по которым она была готова признать довоенные долги и преимущественное право за бывшими собственниками получать в концессию или аренду ранее принадлежавшее им имущество, в ответ на юридическое признание советской России, оказание ей финансовой помощи и аннулирование военных долгов и процентов по ним. В демагогических целях советская делегация выступила с предложением о всеобщем разоружении.[3] По существу, Генуэзская конференция окончилась безрезультатно, но большевикам она принесла моральную победу.
Неудавшаяся попытка Запада заставить Россию уплачивать довоенные и военные долги в значительной степени объясняется тем, что процесс перекачки русских богатств в Европу и США начался с первых дней прихода к власти большевиков. Образовались закулисные каналы перекачки золота и драгоценностей за рубеж, в существовании которых были заинтересованы весьма влиятельные на Западе люди.
В "Нью-Йорк Тайме" (23.8.1921) проходят сведения о количестве заграничного золота, привезенного в США за последнее время или ожидаемого к поступлению в местные банки. В частности, сообщалось, что банк "Кун, Лейба и К"", главою которого состоял небезызвестный Яков Шифф (умер в 1920-ом), субсидировавший антирусские революции в 1905-ом и 1917 годах, за время с 1 января по август 1921 года получил золото из-за границы на сумму 102,3 млн. доллара, большая часть которой, как предполагается, из советской России.[4]
На русское золото в США слетается сонм финансовых дельцов, весьма неразборчивых в средствах. Среди них особого упоминания заслуживает еврейский предприниматель А. Хаммер, сумевший через своих единоплеменников, и прежде всего Б. Рейнштейна (помощника Ленина), добиться для себя выгодных торговых сделок. Однако в уплату за это Хаммер стал агентом Коминтерна. Рассекреченные документы Центрального архива КПСС свидетельствуют о том, что он выполнял роль курьера, перевозившего деньги Коммунистического Интернационала, а его отец, Д. Хаммер, являлся организатором коммунистической партии США и движения в поддержку большевистского режима. На ограблении беспомощной в то время России А. Хаммер сколотил огромное состояние. Он занимался не только продажей за границу бесценных художественных сокровищ России, но и посредничеством в торговле советского правительства с американскими фирмами. В 1921 году было заключено соглашение с Внешторгом, по которому американские фирмы (всего 32) с общим капиталом свыше миллиарда долларов подписали контракт с Хаммером на поставку своих товаров в Россию.[5]
Закулисные отношения большевистских вождей и американских дельцов достигли такой черты, что в январе 1922 года американское правительство предложило Ленину за солидную денежную помощь внести в конституцию изменения, предусматривавшие представительство в Советах владельцев частной собственности. Однако Ленин с гневом отверг предложение, "Вождь пролетариата" начертал на документе "сумасшествие!!!" и предложил наркому иностранных дел Чичерину (через которого было получено предложение) отправиться полечиться. "Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий".
В Европе дельцом, подобным А. Хаммеру, стал известный еврейский банкир О. Ашберг (друг М.М. Литвинова), руководитель того самого "НИА БАНКА", через который в 1915-1917 годах деньги германских спецслужб шли на поддержку большевистской революции. В 1922 году организаторами первого советского заграничного банка - Рускомбанка - были О. Ашберг (первый руководитель банка), Шейнман (директор Госбанка РСФСР), Шлезингер (бывший директор дореволюционного Московского коммерческого банка), Калашкин (бывший директор дореволюционного банка "Юнкер"), Терновский (бывший директор Сибирского банка). Все эти люди принадлежали к клану международного еврейского капитала, заинтересованного в эксплуатации богатств России.
В 20-е годы именно эти силы экономическими методами образуют на границах России настоящий железный занавес.
Были поставлены финансово-экономические преграды между странами с населением "основного потребления" - основным населением мира - и вспомогательным населением. К основному населению с конвертируемой (свободно обращаемой) валютой отнесли страны Северной Америки и Западной Европы. К вспомогательному, деньги которого не конвертировались, - практически весь остальной мир (и прежде всего Россия). Как справедливо отмечал русский ученый и публицист Цикунов, неконвертируемость денег влекла за собой <запрет выезда, невозможность покупки товаров за рубежом, свободу спекулятивного и грабительского ценообразования в "закрытых", неконвертируемых зонах, а как следствие этого - разницу в ценах в "свободном" мире и в "закрытых" зонах к выгоде основного населения, особенно на сырьевые ресурсы, энергоносители и новую технологию и товары (что и является корнем противоречий в мире)>.[6]
Пользуясь старыми связями по каналам германских спецслужб, большевистские эмиссары используют все возможные средства, чтобы разорвать кольцо дипломатической и экономической блокады советской России. С немецким правительством у большевиков завязываются самые тесные контакты. В феврале 1921 года достигается соглашение о "восстановлении немецкой промышленности". Оно было совершенно секретно, ибо, по Версальскому договору, такое сотрудничество запрещалось. В результате уже в 1922 году советская Россия заключает Рапалльский мирный договор с Германией, который восстанавливал дипломатические отношения и предусматривал взаимное сотрудничество и отказ от финансовых претензий друг к другу. Заключен он был в ущерб национальным интересам России, понесшей огромные потери в результате германской оккупации.
Умело используя противоречия между Германией и странами бывшего блока Антанты, большевистские дипломаты в 1924 году добиваются восстановления дипломатических отношений с большинством западных стран (кроме США), и прежде всего Англией, Францией, Италией. Восстановление дипломатических отношений не изменило антирусской направленности западных государств. Генерал Макс Гофман так сформулировал интересы Франции, Англии и Германии в России: "Эти объединенные державы должны своей совместной военной интервенцией свергнуть Советское правительство и восстановить экономически Россию в интересах английских, французских и германских экономических сил. Ценным было бы участие, прежде всего экономическое и финансовое, Соединенных Штатов Америки. При этом были бы обеспечены и гарантированы особые экономические интересы Соединенных Штатов в русской экономической области".[7]
Аналогичные цели в отношении России преследовала и Япония. Посол этой страны в СССР Хиросото в телеграмме своему руководству заявил в 1931 году: "Отложив в сторону вопрос, стоит или нет Японии воевать с Советским Союзом, можно сказать, что имеется необходимость проводить жесткую политику по отношению к Советскому Союзу, с намерением начать войну с СССР в любой момент. Целью, однако, должна быть не защита от коммунизма, а, скорее, оккупация Восточной Сибири". Эта телеграмма и ряд других перехваченных советской разведкой сведений вынудили Сталина в марте 1938 года выступить с официальным заявлением правительства СССР, в котором говорилось: "В наших руках находятся документы, написанные официальными лицами, представляющими самые верхние слои военных кругов Японии и содержащие планы нападения на СССР и захвата его территории". Более того, "Известия" поместили дешифрованные места из перехваченных японских телеграмм, где содержались предложения посла Хиросоты об оккупации Сибири и военного атташе Касахары провести "быструю войну".[8]
Политика западных государств и их восточноевропейских сателлитов, ранее скрывавших свою русофобию, после падения России приобрела еще более отчетливый антирусский характер. Стараниями владык западного мира русские эмигранты по решению Лиги Наций в 1921 году получили статус бесподданных с выдачей им своего рода "волчьего билета", так называемого нансеновского паспорта, делавшего его обладателей фактически бесправными, лишенными самой минимальной социальной помощи. Большинство русских эмигрантов испытывали постоянные унижение и произвол со стороны западноевропейских властей.
Русские люди в новых "государствах", возникших на территории России, подвергаются гонениям и унижениям. В Польше, например, русским запрещают иметь свои школы, не дают пользоваться своим языком. При попустительстве польских властей католики захватывают или разрушают сотни православных храмов, арестовывается русское духовенство, в частности, архиепископы Елевферий (Богоявленский) и Пантелеймон (Рожновский), высылаются за границу епископы Владимир (Тихоницкий) и Сергий (Королев). Подобные высылки практиковались и финляндскими, и бессарабскими (румынскими) властями. Последним даже запретили под угрозой тюремного заключения проведение церковных служб на русском языке, закрыли русские школы. Множество ограничений для русских людей вводится в Латвии, Литве и Эстонии.
Воспользовавшись ослаблением Русской Церкви, совершенно недостойным образом повел себя Константинопольский Патриарх, стремясь вытеснить русских с Афона и ставя даже с нарушением канона своих епископов в центрах русской диаспоры, а в 1922 году учредивший свой экзархат в Западной Европе.
Глава 77
Еврейское засилье на бытовом и экономическом уровнях.
В 20 - 30-е годы число евреев в России составляло не менее 3 млн. человек. Жили они, как правило, в крупных городах, в том числе полмиллиона в Москве. Человек, посетивший Москву в 1922 году, рассказывал: "Почти все магазины в руках евреев. Получается вообще впечатление, будто русский человек попал в дореволюционное время в черту еврейской оседлости. Свыше половины современного населения Москвы - евреи. В советских учреждениях поражает обилие служащих евреев. И вот что чрезвычайно характерно. Во всех советских учреждениях отношение к просителям русского происхождения чрезвычайно пренебрежительное, даже грубое. Совсем иначе обходятся с евреями. Для них широко раскрыты все двери".[1]
Доля евреев среди студентов высших учебных заведений составляла 20,4 процента, в то время как удельный вес евреев в населении СССР не превышал 1,8 процента. В некоторых учебных заведениях доля евреев достигала 40 и более процентов.[2]
В то время как по всей стране происходило закрытие русских церквей, верующим иудеям позволили построить в Москве две синагоги.[3] Открыто действовали десятки еврейских националистических и сионистских организаций, учреждений, органов печати.
В Екатеринославе, Волыни, Одессе, Полтаве, Кременчуге, Харькове, Минске и даже в самой Москве существовали молодежные сионистские организации Маккаби, Цирей-Цион, Гехолуц".[4] Большевистские власти поддерживают добрые отношения с еврейскими националистическими организациями.
Когда в 1923 году органами ОГПУ производилась в административном порядке массовая высылка из Москвы "социально-паразитических элементов" и она в какой-то степени затронула евреев, еврейская община в Москве и Еврейский общественный комитет помощи подали об этом меморандум большевистскому правительству, на который последнее заверило, что "с сего времени каждое выселение в отдельности будет предварительно основательно обследовано".[5]
Политика большевиков в отношении сионизма в этот период определяется национальным составом партийного и советского руководства. Как отмечал в 1925 году Ф.Э. Дзержинский, "мы принципиально могли бы быть друзьями сионистов". Возникшие трения между сионистским и большевистским руководством Дзержинский рассматривал как ошибку последнего. Нужно, считал он, пересмотреть "нашу тактику", чтобы сионисты вступили в полное сотрудничество с советской властью и через свои связи за рубежом способствовали ее поддержке в Европе и Америке".[6]
Безжалостно расстреливая русских патриотов, Чека, по сути дела, поощряла антирусскую работу сионистов и подпольной сионистко-социалистической партии. Самое суровое наказание - высылка в Палестину - было подарком для сионистов, получавших возможность за общественные средства очутиться на "земле обетованной".
На деньги и руками русских людей в Биробиджане и в Крыму строятся поселения для евреев, которые по условиям существования выгодно отличались от населенных пунктов, где приходилось жить коренному народу.
В 20 - 30-х годах в условиях усиления террора и резкого ухудшения уровня жизни Русского народа разительный контраст представляли сообщения различных сионистских деятелей об улучшении уровня жизни еврейского населения. В ежемесячнике "Бнай-Брит" за декабрь 1935 года сообщалось, что условия жизни в еврейских колониях СССР "непрерывно улучшаются: съестных припасов изобилие, прекрасные дома и неизменно повышающийся уровень жизни". На вопрос: каково общее настроение еврейского народа в Советском Союзе? - доктор Карпф, член Исполкома еврейского агентства, со счастливой улыбкой ответил: "Многие говорили мне, что это их обетованная земля".
Еврейские деятели считали, что с тех пор, как евреи покинули Палестину, они нигде не пользовались такой полной экономической, политической и социальной свободой. "Вождями жизни и труда по всей территории Советского Союза являются в большинстве случаев евреи,- писал в ежемесячнике "Бнай-Брит" за февраль 1935 года раввин С. Вооль,- и самые богатые вклады в новый строй этой замечательной страны - плоды рук, мозга и души еврейского народа".[7]
Евреи ощущали себя особым привилегированным классом, самым "прогрессивным" народом среди десятков других народов России.
В пропагандистских материалах 20-х годов евреи без стеснения называются "предвестниками российского Октября". В "Курсе Политграмоты", выпущенном Госиздатом в 1925 году, в частности, отмечалось, что "рабочее еврейское движение было застрельщиком классовой борьбы российского пролетариата".
Любая попытка русских людей протестовать против еврейского засилья объявлялась вылазкой черносотенцев. С "нарушителями" боролась не только Чека, но и широкая еврейская общественность.
В романе А. Рыбакова "Дети Арбата" описана характерная сцена, как в начале 30-х годов евреи избивают русского за то, что он осмелился сказать о еврейском засилье в России. На реплику одного из евреев, что он (русский) отправляется домой, у того в отчаяньи вырвалось: "Где он, дом-то? В вашем Бердичеве?" И за эти слова подвергается избиению евреями. Автор всецело на стороне еврейских погромщиков, не жалеет красок в описании русского "гоя": он и "падаль", "гад", "рванина", "дрянные белесые глаза".[8]
Не только в России, но и за рубежом многие евреи считали большевистскую власть своей, еврейской, морально поддерживали ее и даже молились за нее. В 20-х годах главный раввин Англии публично возносил моления за продление в России большевистской власти.[9]
