1913 год. Я студент 3 курса медицинского факультета Казанского Императорского университета. 3-й курс факультета, пожалуй, наиболее интересный из всех курсов. В это время медик приобщается к клинической работе, начинает работать около больного, исследует его, слушает клинические лекции, выполняет лабораторные работы по диагностике. И естественно как горячо поглощает тебя эта работа, когда в душе чувствуешь призвание к деятельности такого рода.

     Да, это был человек всю свою жизнь необыкновенно преданный своему делу. Он был из тех врачей, для которых клятва Гиппократа была по-настоящему священной. И тому были свидетелями его многочисленные и неподдельно признательные пациенты, благодарные отзывы которых в адрес своего дедушки я часто слышал, будучи ещё совсем маленьким мальчиком. Он был одним из тех, для кого совесть, справедливость, честь были неотъемлемой частью их бытия. Поэтому я оставляю за собой право, безусловно, верить его историческим свидетельствам.
    Итак, возвращаясь к воспоминаниям. Вот как он описывает период Первой мировой войны.

Моя врачебная деятельность началась 15 мая 1915 года, когда я был призван в армию в качестве зауряд-врача¹ и работал в должности младшего врача пехотного полка. Война требовала больших контингентов вооружённых сил. Медицинских работников в России было мало и во второй год напряжённой борьбы с немцами мобилизовали на врачебную службу студентов старших курсов. Весной я сдал все положенные для перехода на последний 5 курс медицинского факультета зачёты и экзамены, и был переведён на пятый курс. Но политические обстоятельства потребовали от меня начать служение Родине раньше, я был призван на военную службу в качестве зауряд-врача в числе 30 человек добровольцев, изъявивших желание служить в действующей армии.

¹ - Погоны «Зауряд-военного врача» были очень похожими на капитанские, чем особенно гордились студенты выпускных курсов, получившие офицерское звание.

     Военным при царской власти было большое уважение и почёт. Помню, бывало, идёшь по улице в военной форме, позвякивают шпоры, с боку висит сабля, на плечах погоны капитана . Дворники, убиравшие улицу, прекращали пылить своими мётлами и почтительно провожали тебя взглядом, чего не приходилось встречать в положении студента. Нас студентов не любили ни городовые, ни дворники. Да и у остальной публики студенты почему-то не пользовались уважением. По призыве мы получали значительные суммы на обмундирование. Нам выдали документы на проезд в мягком вагоне до ДА (действующей армии). Одним словом нас обставили богато. По приезде в часть каждому врачу полагалась лошадь с седлом, которую выделяла часть или же отпускались деньги на покупку лошади и седла. Ухаживал за лошадью денщик, который был в полном моём распоряжении и обслуживал меня, берёг мой багаж и выполнял все другие заботы обо мне. Нас, пятерых бывших студентов, зачислили в 26 пехотную дивизию. По приезде в штаб 26 дивизии мы явились к дивизионному врачу. Он принял нас очень почтительно и пригласил к ужину офицеров штаба. На другой день я, назначенный ординатором во второй дивизионный лазарет, распростился со своими товарищами и отправился к месту назначения. Второй лазарет 26 пехотной дивизии располагался в 12-15 километрах от передовой линии у небольшого фольварка. Так назывались мелкие земледельческие поселения, состоящие из нескольких домов.

Временами стрельба увеличивалась внезапно, но ненадолго, а потом вновь на фронте становилось спокойно. К нам в лазарет обычно ночью привозили раненых из полков дивизии и, по обработке, этих раненых отправляли далее в тыл. В общем, жизнь была скучная и ничего романтичного в ней не было. И я решил постараться перебраться в полк, где больше жизни, больше интереса. В лазарете не была организована настоящая медицинская помощь раненым, хотя, были большие наборы с хирургическими инструментами и, при желании можно было бы развернуть большую работу. Но ни главный врач, ни ординатор не интересовались этим. И вся наша помощь оканчивалась в простой перевязке и отправке раненного или больного дальше в тыл. Я подал рапорт о переводе меня в 104 пехотный полк нашей дивизии, в котором служили призванные со мной два товарища: Богоявленский и Зарайский. Последний охотился перебраться в лазарет и одновременно со мной подал рапорт о переводе в лазарет и, таким образом, мы переместились. Жизнь в полку была более живой и интересной по боевой обстановке, т.к. полк располагался по передней линии, занимая своими боевыми частями передние окопы. Мы же, мед. пункт полка, стояли в 1-1,5 км от окопов. Мы были, таким образом, в курсе всех событий боевой жизни, богатой ежедневными приключениями. Кроме того, в полку было веселей от большого количества офицеров. Жизнь была более наполненной и интересной. Временами привычный режим нарушался и вспыхивали бои по инициативе немцев или с нашей стороны и тогда два-три дня были напряжёнными, но вскоре всё затихало.