В скором времени рота Жукова была вызвана в Симбирск, т.к. на него наступали красные. И Буинск остался без власти и гражданской и военной. Так было несколько дней. За это время напуганные большевики послали аэроплан, который бросал на город бомбы. По-видимому, красные предположили наличие бывших военных сил в Буинске. Одна из бомб упала в болото около камышей и не взорвалась. Ребята разыскали её, и один из бывших военных взялся её разрядить и стал проделывать это в окружении толпы народа. Бомба взорвалась, и одиннадцать человек получили ранения, большинство в брюшную полость, некоторые в голову. Все они в страшных мучениях умерли в ближайшие дни в больнице.

     И вот, наконец, в одну их тёмных сентябрьских ночей в наш город вошли красные, не встретив ни какого-либо сопротивления. Рано утром я был вызван к больной в соседнюю деревню. И когда я возвращался домой, около города к нашей подводе прискакал верховой, сняв и держа наготове винтовку. Потребовав нас остановиться, он стал допрашивать меня, кто я. Мой возчик подтвердил мой ответ, что я врач и еду из деревни, куда был вызван к больной. Меня отпустили.

     Приехав домой, я узнал тяжёлую весть: ночью был арестован мой отец и посажен в тюрьму. Причина ареста – донос служителя уездного исполкома Терентия Колпакова, что мой отец занимался агитацией в пользу белых. Исполком был расположен в соседстве с нами. Колпаков очень часто ходил к нам как сосед, и отец часто разговаривал с ним, конечно избегая политических тем, т.к. ему бывшему чиновнику полиции, было опасно касаться этих вопросов с посторонним человеком. Почему Колпаков наговорил на отца до сих пор для нас не понятно. Может быть, это было желание со стороны Колпакова показать свою преданность красным.

Ночью у отца произвели обыск, ничего предосудительного не нашли. Но комиссар Герасимов счёл нужным сказать, что прощайтесь с ним, утречком мы его расстреляем. Прибежав домой, я застал мать и сестёр Тоню и Веру в страшном горе. Я решил действовать через знакомых комиссаров, чтобы доказать полную невиновность отца и освободить его. На моё счастье вернулся комиссар Кочетков Афанасий Митрофанович, мой бывший товарищ по школе, хорошо знавший моего отца. Обрисовав ему дело, я просил его правильно разобраться во всём. Кочетков обещал мне сделать всё от него зависящее. И спасибо ему, отца отпустили в тот же день. Едва ли получился бы такой результат, если бы не знакомство с Кочетковым. Ведь в те времена много не рассуждали.

     В городе восстановилась власть большевиков. Улицы наполнились шатающимися без дела красноармейцами. К нам ежедневно заходили вооружённые винтовками солдаты и просили выписать рецепт на спирт. Опасаясь любой реакции, в случае отказа новой власти, приходилось удовлетворять их просьбу. Наконец я сообщил о поведении солдат их командиру Телегину, и после этого, не приятные для нас посещения солдат, прекратились.

Я утверждаю, что в этот период советской власти преобладающая масса населения была враждебно настроена к большевикам. И только отдельные единицы, в большинстве лодыри и хулиганы, стояли за большевиков. Красные считались самозванцами, захватившими силой власть, тогда когда народ ожидал учредительного собрания, когда, казалось бы, в пору было избрать народную власть. Красные в тот период, чувствуя неприязнь к ним, ко всем относились грубо, называя нас буржуями. На местах в провинции властвовали в комиссариатах малограмотные, а порой и просто хулиганствующие люди. Указания и директивы центральной власти сплошь и рядом игнорировались. Всюду царило беззаконие и произвол.

     Современные историки обвиняют русскую интеллигенцию в её отрицательном отношении к большевической революции, в длительном саботировании начинаний советской власти на первых порах её ориентации. Скажите, как могла реагировать интеллигенция в вопросе отрицания учредительного собрания, в выборе власти после падения самодержавия? Ведь большевики нейтрализовали учредительное собрание и считали необходимой силой взять политическую власть рабочими и крестьянами без всякого учредительного собрания. Такое поведение считалось в представлении интеллигенции как поведение аморальное, как захватничество.