Литературные портреты и анализ стихотворений

ПАВЕЛ ИВАНОВ-ОСТОСЛАВСКИЙ


Я знаю, не будет иначе Николая Туроверова
Я совсем забыл об этом стихотворении. Я готовил стихотворную подборку Николая Туроверова для сайта «Древо Поэзии» и вот вылетело из головы прекрасное стихотворение. А ведь я его хотел прокомментировать отдельно. Вот оно.
Я знаю, не будет иначе,
Всему свой черёд и пора.
Не вскрикнет никто, не заплачет,
Когда постучусь у двора.
Чужая на выгоне хата,
Бурьян на упавшем плетне,
Да отблеск степного заката,
Застывший в убогом окне.
И скажет негромко и сухо,
Что здесь мне нельзя ночевать
В лохмотьях босая старуха,
Меня не узнавшая мать. 
Это стихотворение мне кажется мастерским по-особому. Оно описывает убогую, но такую привычную для времён Гражданской войны обстановку. Нищенского вида хата, плетень, на который залезла сорная трава, запустение, обезлюденность. В общем-то, всё как всегда и как у всех. Но истинного трагизма и истинной остроты происходящему придаёт последняя строчка: «Меня не узнавшая мать… ». Как же это, должно быть, больно и страшно, когда тебя, родного и, возможно даже, единственного сына не узнала родная мать. Мать, не увидев в чужом человеке своего сына, даже не пустила его на постой! Вот: в этой одной строчке сконцентрирована вся боль и вся трагедия русского народа, изувеченного кровавой усобицей. Здесь трагедия не только одного конкретного человека – здесь трагедия целого поколения! Николай Николаевич Туроверов – это мастер одной строки! Хотя, конечно, все его строки гениальны! Для мастера слова всегда очень важно показать судьбу человека, его горести, переживания, его путь. И Николаю Туроверову это удалось на все сто процентов!
Вот на такой поэзии и надо воспитывать подрастающее поколение. На таких стихах юные души станут истинными патриотами России, превратятся в глубоко порядочных, тонко чувствующих и благородных русских людей. Надо молить Бога, чтобы так и было!
Павел Иванов-Остославский.


СУВОРОВСКИЙ ПЕВЕЦ

Арсений Несмелов (Арсений Иванович Митропольский). Родился в семье надворного советника, воен-врача. Был награждён тремя орденами св. Станислава и орденом св. Анны. Был подпоручиком Русской Императорской армии, поручиком Белой Гвардии - войск адмирала Колчака. До 1945 года жил в Китае. В 1945 году арестован советскими «компетентными» органами. Умер в заключении. Первую книгу («Военные странички», 1915), включавшую несколько беллетризованных очерков и пять стихотворений, издал под собственной фамилией в Москве.

Под основным псевдонимом во Владивостоке были изданы сборники стихотворений «Стихи» и «Уступы», а также поэма «Тихвин»; в Китае — сборники «Кровавый отблеск», «Без России», «Полустанок» и «Белая Флотилия», поэмы «Через океан» и «Протопопица», книга новелл «Рассказы о войне». Сборник стихов «Только такие!» и поэма «Георгий Семена», вышедшие под псевдонимом «Николай Дозоров». Поэзия Арсения Несмелова была известна уже в 1920-е годы, её высоко ценили Борис Пастернак, Марина Цветаева, Николай Асеев, Леонид Мартынов, Сергей Марков, Валерий Перелешин и др.

В моём кабинете, над письменным столом висит портрет Арсения Несмелова – блистательного русского поэта-бело-монархиста. Он – один из немногих авторов, изображение которого является для меня, так сказать, настольным. Есть у меня и его книги. Правда, они выполнены не в типографском переплёте, а в виде рукописи, скопированной из интернета и распечатанной на принтере. Часто перечитываю.

Лучшее стихотворение Арсения Несмелова «Суворовское знамя». Оно мастерски написано. Поэт – настоящий виртуоз пера! Написано очень проникновенно, глубоко, мужественно. Он описывает трагедию отступления и поражения психологически очень достоверно. Когда явилась святая для каждого русского воина тень генералиссимуса Суворова, исход битвы был предрешён победой русского, белого оружия. Отличный поэт, у которого учиться бы и учиться современным российским литераторам.

Арсений Несмелов посвятил стихотворение «Цареубийцы» трагедии, которая потрясла мир и сейчас продолжает удивлять миллионы и миллионы людей своей чудовищной бессмысленностью и жестокостью. Я имею ввиду убийство семьи последнего русского императора Николая Второго. Такого в новейшей истории человеческой цивилизации не было ни до, не после. Как кровавые большевистские палачи могла убить совершенно безоружных людей, являвшихся к тому же великими символами русской нации?! Ведь царь, царица, члены их семейства – это всегда люди, которые являются главными символами державы. Как можно было убить женщин: юных, красивых и образованных девушек, которым ещё бы жить и жить…

Это преступление не укладывается в голове! Красные каратели были, наверное, страшными извращенцами… Как может мужчина поднять руку на красивую и юную девушку?! Хотя, конечно, некрасивых и неюных девушек тоже убивать очень грешно. Автор в своём стихотворении указывает, что этот акт садизма и безумия произошел при полном попустительстве всего русского народа, включая и дворян, представителей аристократии. Люди убивали царя каждый день в своём сознании, вот почему стало возможным убийство Государя в прямом смысле слова. На русском народе лежит грех цареубийства…

Я мысленно преклоняю колено перед святыми тенями августейших великомучеников и страстотерпцев… Так пусть же на время умолкнет моя литературно-критическая лира чтобы уступить место поэтической лире Арсения Несмелова. Ах, если бы все были такими же талантливыми, как он!


.......................................................................................................................................................................................................


Стихотворения Арсения Несмелова


В сочельник

Нынче ветер с востока на запад,
И по мерзлой маньчжурской земле
Начинает поземка, царапать
И бежит, исчезая во мгле.

С этим ветром, холодным и колким,
Что в окно начинает стучать,-
К зауральским серебряным елкам
Хорошо бы сегодня умчать.

Над российским простором промчаться,
Рассекая метельную высь,
Над какой-нибудь Вяткой иль Гжатском,
Над родною Москвой пронестись.

И в рождественский вечер послушать
Трепетание сердца страны,
Заглянуть в непокорную душу,
В роковые ее глубины.

Родников ее недруг не выскреб:
Не в глуши ли болот и лесов
Загораются первые искры
Затаенных до сроков скитов,

Как в татарщину, в годы глухие,
Как в те темные годы, когда
В дыме битв зачиналась Россия,
Собирала свои города.

Нелюдима она, невидима.
Темный бор замыкает кольцо.
Закрывает бесстрастная схима
Молодое, худое лицо.

Но и ныне, как прежде, когда-то,
Не осилить Россию беде.
И запавшие очи подняты
К золотой Вифлеемской звезде.


Цареубийцы

Мы теперь панихиды правим,
С пышной щедростью ладон жжем,
Рядом с образом лики ставим,
На поминки Царя идем.
Бережем мы к убийцам злобу,
Чтобы собственный грех загас,
Но заслали Царя в трущобу
Не при всех ли, увы, при нас?
Сколько было убийц? Двенадцать,
Восемнадцать иль тридцать пять?
Как же это могло так статься, -
Государя не отстоять?
Только горсточка этот ворог,
Как пыльцу бы его смело:
Верноподданными - сто сорок
Миллионов себя звало.
Много лжи в нашем плаче позднем,
Лицемернейшей болтовни,
Не за всех ли отраву возлил
Некий яд, отравлявший дни
И один ли, одно ли имя,
Жертва страшных нетопырей?
Нет, давно мы ночами злыми
Убивали своих Царей.
И над всеми легло проклятье,
Всем нам давит тревога грудь:
Замыкаешь ли, дом Ипатьев,
Некий давний кровавый путь!


Баллада о Даурском бароне

К оврагу,
где травы рыжели от крови,
где смерть опрокинула трупы на склон,
папаху надвинув на самые брови,
на черном коне подъезжает барон.

Он спустится шагом к изрубленным трупам,
и смотрит им в лица,
склоняясь с седла, -
и прядает конь, оседающий крупом,
и в пене испуга его удила.

И яростью,
бредом ее истомяся,
кавказский клинок,
- он уже обнажен, -
в гниющее
красноармейское мясо, -
повиснув к земле,
погружает барон.

Скакун обезумел,
не слушает шпор он,
выносит на гребень,
весь в лунном огне, -
испуганный шумом,
проснувшийся ворон
закаркает хрипло на черной сосне.

И каркает ворон,
и слушает всадник,
и льдисто светлеет худое лицо.
Чем возгласы птицы звучат безотрадней,
тем,
сжавшее сердце,
слабеет кольцо.

Глаза засветились.
В тревожном их блеске -
две крошечных искры.
два тонких луча...
Но нынче,
вернувшись из страшной поездки,
барон приказал:
Позовите врача!

И лекарю,
мутной тоскою оборон,
( шаги и бряцание шпор в тишине),
отрывисто бросил:
Хворает мой ворон:
увидев меня,
не закаркал он мне!

Ты будешь лечить его,
если ж последней
отрады лишусь - посчитаюсь с тобой!..
Врач вышел безмолвно,
и тут же в передней,
руками развел и покончил с собой.

А в полдень,
в кровавом Особом Отделе,
барону,
- в сторонку дохнув перегар -
сказали:
Вот эти... Они засиделись:
Она - партизанка, а он - комиссар.

И медленно,
в шепот тревожных известий, -
они напряженными стали опять, -
им брошено:
на ночь сведите их вместе,
а ночью - под вороном - расстрелять!

И утром начштаба барону прохаркал
о ночи и смерти казненных двоих...
А ворон их видел?
А ворон закаркал? -
барон перебил...
И полковник затих.

Случилось несчастье! -
он выдавил
( дабы
удар отклонить -
сокрушительный вздох), -
с испугу ли, -
все-таки крикнула баба, -
иль гнили объевшись, но...
ворон издох!

Каналья!
Ты сдохнешь, а ворон мой - умер!
Он,
каркая,
славил удел палача!...
От гнева и ужаса обезумев,
хватаясь за шашку,
барон закричал:

Он был моим другом.
В кровавой неволе
другого найти я уже не смогу! -
и, весь содрогаясь от гнева и боли,
он отдал приказ отступать на Ургу.

Стенали степные поджарые волки,
шептались пески,
умирал небосклон...
Как идол, сидел на косматой монголке,
монголом одет,
сумасшедший барон.

И шорохам ночи бессоной внимая,
он призраку гибели выплюнул:
Прочь!
И каркала вороном -
глухонемая,
упавшая сзади,
даурская ночь.

-----------------------

Я слышал:
В монгольских унылых улусах,
ребенка качая при дымном огне,
раскосая женщина в кольцах и бусах
поет о бароне на черном коне...

И будто бы в дни,
когда в яростной злобе
шевелится буря в горячем песке, -
огромный,
он мчит над пустынею Гоби,
и ворон сидит у него на плече.


Переходя границу

Пусть дней не мало вместе пройдено,
Но вот не нужен я и чужд,
Ведь вы же женщина - о Родина! -
И, следовательно, к чему ж
Все то, что сердцем в злобе брошено,
Что высказано сгоряча:
Мы расстаемся по-хорошему,
Чтоб никогда не докучать
Друг другу больше. Все, что нажито,
Оставлю вам, долги простив, -
Все эти пастбища и пажити,
А мне просторы и пути.
Да ваш язык. Не знаю лучшего
Для сквернословий и молитв,
Он, изумительный, - от Тютчева
До Маяковского велик.
Но комплименты здесь уместны ли, -
Лишь веждивость, лишь холодок
Усмешки, - выдержка чудесная
Вот этих выверенных строк.
Иду. Над порослью - вечернее
Пустое небо цвета льда.
И вот со вздохом облегчения:
Прощайте, знаю: Навсегда.


СУВОРОВСКОЕ ЗНАМЯ

Отступать! -- и замолчали пушки,
Барабанщик-пулемет умолк.
За черту пылавшей деревушки
Отошел Фанагорийский полк.
В это утро перебило лучших
Офицеров. Командир сражен.
И совсем молоденький поручик
Наш, четвертый, принял батальон.
А при батальоне было знамя,
И молил поручик в грозный час,
Чтобы Небо сжалилось над нами,
Чтобы Бог святыню нашу спас.
Но уж слева дрогнули и справа, --
Враг наваливался, как медведь,
И защите знамени -- со славой
Оставалось только умереть.
И тогда, -- клянусь, немало взоров
Тот навек запечатлело миг, --
Сам генералиссимус Суворов
У святого знамени возник.
Был он худ, был с пудреной косицей,
Со звездою был его мундир.
Крикнул он: "За мной, фанагорийцы!
С Богом, батальонный командир!"
И обжег приказ его, как лава,
Все сердца: святая тень зовет!
Мчались слева, набегали справа,
Чтоб, столкнувшись, ринуться вперед!
Ярости удара штыкового
Враг не снес; мы ураганно шли,
Только командира молодого
Мертвым мы в деревню принесли...
И у гроба -- это вспомнит каждый
Летописец жизни фронтовой, --
Сам Суворов плакал: ночью дважды
Часовые видели его.


Павел Иванов-Остославский


«Пошли нам, Господи, терпенья… »

Данное стихотворение не имеет однозначного авторства. Одни литературоведы полагают, что его написал Сергей Сергеевич Бехтеев – талантливый поэт-монархист, гвардейский и белый офицер. Другие уверены, что оно принадлежит перу Её Императорского Высотчества Великой Княжны Ольги Николаевны – дочери последнего русского императора Николая Второго. 

Попробуем определить авторство по косвенным данным. По психологической энергетике, которая заложена в это стихотворение. Я много на своём веку прочёл различных стихов, написанных как мужчинами, так и женщинами. Я считаю, что стихи различных по половой принадлежности авторов несут на себе печать их гендерно специфического сознания и подсознания. 

Сергей Бехтеев был боевым офицером прошедшим не одну войну. Мы знаем многие его стихи. Они мужественны. В них присутствует чисто мужской дух: твёрдый, воинственный, знающий красоту ратного подвига. По своему менталитету Сергей Сергеевич мужчина на все триста процентов, как говорится. Что же мы видим в настоящем стихотворении?

В нём нет ноток мужественности, силы и воинского подвига. Помните, дорогой читатель сайта «Древо Поэзии», как на подобную тему выглядит стихотворение, написанное Иваном Савиным: «Любите врагов своих! Боже… ». Это бесконечно мужественное стихотворение. По нему очень заметно, что Иван Иванович был боевым солдатом, что он участвовал во многих грозных сечах, бился с большевистской нечистью не на жизнь, а на смерть. В стихотворении же «Пошли нам, Господи, терпенья… » ничего этого нет. Разве Бехтеев не написал бы мужественное, боевое стихотворение? Написал бы! Но, может быть, он находился в смиренном расположении духа? Может замечательный поэт-беломонархист в момент написания стихотворения испытывал, куда в большей степени религиозные чувства, чем воинственные? Может быть, но я в это не верю. Стихотворение написано женщиной. И даже совсем юной девушкой, не знающей ещё всего ужаса и кошмара нашей человеческой жизни. Оно очень литературно и эмоционально абстрагировано от реальности. То есть: авторство его я отдал бы Великой Княжне Ольге Николаевне. Род Романовых дал России и русскому народу не только блистательных Самодержцев и государственных деятелей, но и поэтов: К.Р., Владимира Палия и, теперь, это ясно, Великую Княжну Ольгу Николаевну.

Чтобы окончательно убедить читателей в своей правоте, я представляю здесь стихотворения Сергея Бехтеева, которые точно принадлежит его перу.

У Креста
Шумит народ, тупой и дикий,
Бунтует чернь. Как в оны дни,
Несутся яростные крики:
"Распни Его, Пилат, распни!
Распни за то, что Он смиренный,
За то, что кроток лик Его.
За то, что в благости презренной
Он не обидел никого.
Взгляни - Ему ли править нами,
Ему ли, жалкому, карать!
Ему ли кроткими устами
Своим рабам повелевать!
Бессилен Он пред общей ложью,
Пред злобой, близкой нам всегда,
И ни за что к Его подножью
Мы не склонимся никогда!"
И зло свершилось! Им в угоду
Пилат оправдан и омыт,
И на посмешище народу
Царь оклеветан... и... убит!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . 
Нависла мгла. Клубятся тени.
Молчат державные уста.
Склонись, Россия на колени
К подножью Царского Креста!

Двуглавый Орел

Посвящается Его Императорскому Высочеству 
Великому Князю Николаю Николаевичу

На бой последний, бой кровавый, 
За честь и счастье всех племен, 
Зовет бойцов Орел Двуглавый 
Под сени Царственных знамен.

Туда, где годы рушат веки, 
Где бродит смерть среди степей, 
Где льются огненные реки 
В кровавом скрежете цепей.

Все ближе, ближе день великий! 
И, под немолчный звон церквей, 
В священный гимн сольются клики 
Поднявших меч богатырей.

Воспрянь, ликуй, душа героя! 
Пришла пора скорбей и зол, 
Тебя зовет на праздник боя 
Наш старый. Царственный Орел.

Вперед! Победными стопами, 
Молитву жаркую творя,
Вперед, с заветными словами - 
"За Русь, за Веру, за Царя!"

Воспрянь, народная стихия! 
Проснись, угасший дух веков, 
Стряхни, свободная Россия, 
Вериги каторжных оков!

Сердца и мысли окрыляя, 
Нас поведет в последний бой, 
Очами грозными сверкая, 
Герой с увенчанной главой.

И не сдержать волны народной 
Ее испуганным врагам:
Россия будет вновь свободной, 
И мир падет к ее ногам.

Уж близок день, не за горами 
Давно желанная пора;
И грозно грянет над войсками 
Родное русское "ура!"


* * *
Русь горит! Пылают зданья,
Гибнут храмы и дворцы,
Книги, мебель, изваянья,
Утварь, живопись, ларцы.

Гибнет долгих лет нажиток,
Плод тяжелого труда,
Недостаток и избыток,
Накоплявшийся года.

Злобный гений торжествует
Праздник крови и огня;
Он, смеясь, на пламя дует,
Волны красные гоня.

И клубясь и извиваясь,
Пляшут пляску языки,
К небу с свистом поднимаясь,
Гневны, грозны и дики.

Русь горит!.. И безвозвратно
Гибнут перлы красоты.
Так сбываются превратно
Вольнодумные мечты.

Ну, что, дорогие читатели, убедились? Это мужественные и сильные духом стихи. Совсем не такие как «Пошли нам, Господи, терпенья… »

В этом стихотворении явственно чувствуется женский менталитет. Великая Княжна Ольга Николаевна показывает себя в нём как истинная христианка, которая стремится к подвигу и смирению во имя Бога. Стихотворение было написано автором совсем не задолго до мученической смерти в Екатеринбурге в доме Ипатьева в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. 

Её Императорское Высотчество ищет сил «сносить народное гоненье и пытки наших палачей». Она гениально предвидит все чудовищные коллизия, которые выпадут на её долю и на долю её родных и близких. Большевики уничтожили в те дни 18 членов дома Романовых. Вот, где истинный геноцид! Автор призывает себя «терпеть позор и оскорбленья», физические и нравственные страдания. И даже, когда лирическая героиня стихотворения поймёт, что могила её близка, она хочет кротко молиться за врагов. Это чисто женский взгляд на вещи. Мужчина, тем более боевой офицер, скорее предпочёл бы умереть с гранатой в руке, подорвав себя вместе с кровавыми палачами России и её народа, чем «молиться кротко за врагов... ». 

Пусть данная статья послужит к увековечиванию памяти прекрасной русской поэтессы, Великой Княжны Ольги Николаевны Романовой и членов её семейства. Проживи она до старости, автор могла бы развиться в ещё более талантливую писательницу, которая, возможно, встала бы в один ряд со своими прославленными современницами: с Мариной Цветаевой, Анной Ахматовой, Зинаидой Гиппиус, Миррой Лохвицкой и другими. 
Павел Иванов-Остославский. 



* * *
Пошли нам, Господи, терпенья
В годину буйных, мрачных дней
Сносить народные гоненья
И пытки наших палачей.

Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейства ближнего прощать
И крест, тяжелый и кровавый,
С Твоею кротостью встречать.

А в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленья,
Христос Спаситель, помоги.

Владыка мира, Бог вселенной,
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый страшный час.

А у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов.



«Припомним, измайловцы… » К.Р.

Это замечательное стихотворение написал Его Императорское Высотчество Великий Князь Константин Константинович. Талантливый Августейший поэт когда-то считался очень известным. Недаром за его литературные заслуги он был назначен в 27 лет (!) президентом Российской Академии Наук. 

В данном стихотворении автор прославляет доблесть и стойкость русского оружия. Он обращается к солдатам и офицерам лейб-гвардии Измайловского полка – одного из самых элитных и самых боеспособных полков русской Императорской Гвардии. Бойцы этого прославленного полка сражались за Веру, Царя и Отечество на самых различных театрах боевых действий в разные войны. Они воевали за Россию и об этом свидетельствуют названия населённых пунктов на их полковом знамени: Кульм, Очаков, Горный Дубняк. И везде они с оружием в руках защищали интересы Русского Государства и Русского Государя. По указу президента Путина этот полк в наши дни восстановлен. Я видел новейшие фотографии его солдат в камуфляже. Славные воинские традиции не угасают: они живут в умах и сердцах настоящих и будущих защитников Отечества. А ещё Владимир Владимирович восстанавливает лейб-гвардии Семёновский и Преображенский полки – самые первые гвардейские воинские подразделения в России. Их учредил ещё Пётр Великий. Президент Путин является продолжателем Петровских традиций. И это здорово!!!
Павел Иванов-Остославский.

* * *
Припомним, измайловцы, день роковой 
Тот день когда подвиг свершился святой
За веру, Царя и Отечество!
Когда наши витязи шли на врагов 
И доблести русских гвардейских полков
Дивилося всё человечество. 
Когда подвязался измайловский полк,
Он с честью исполнил священный свой долг,
Хоругвью побед осеняемый. 
Тогда наша кровь изобильно лилась,
И вот, собираясь седьмой уже раз, 
Опять годовщину справляем мы. 
Припомним, товарищи, павших в бою 
Измайловцев жизнь положивших свою,
Увенчанных доброю славою 
И, вспомня о них, позавидуем им
Навеки засыпанным прахом земным,
Схороненных нивой кровавую. 
Не мений в один кратковременный час
Тех праведных жертв сосчитали у нас,
Чем в страшные дни Бородинские.
И все мы поляжим в грядущие дни,
Как в старые годы ложились они,
Свершая дела исполинские. 
И Кульм, и Очаков, и Горный Дубняк 
Должны нам напомнить, что в нас не иссяк 
Ещё славный дух молодетчества,
Что гром нашей славы ещё не умолк,
Что встанет как прежде Измайловский полк
За Веру, Царя и Отечество!


«Красный цвет» и «Крылья» Мирры Лохвицкой.

Мария Александровна Лохвицкая была незаслуженно забыта потомками. Только в наше время её имя снова, как прекрасная северная звезда, взошло на литературном горизонте России. Мне хотелось бы, чтобы память об этой очень талантливой поэтессе сохранилась в умах и сердцах русских читателей. Она этого заслужила. 

В стихотворении «Красный цвет» прекрасная поэтесса пророчески предсказывает страшное будущее нашего Отечества. В красном цвете – пишет она – заключены преступления, казни, кровь, пытки и мучения, которые один человек делает по отношению к другому. В сравнении с этими испытаниями, ад кажется не таким уж ужасным. В красном цвете – кровь, которая взывает к Божьей милости и справедливости. Поэтесса предсказала всё то, что начнётся в России всего лишь через 12 лет после её смерти. Здесь присутствует явная перекличка в тематике и проблематике с Иваном Ивановичем Савиным. Разница только в том, что для Марии Александровны события пыток и казней – это будущее, до которого она не доживёт. Для Ивана Савина же – это свершившиеся факты, это факты его собственной глубоко трагической биографии. Вот, что написал об этом поэт:

«Все это было. Путь один
У черни нынешней и прежней.
Лишь тени наших гильотин
Длинней упали и мятежней».

Мирра Лохвицкая умерла в 36 лет, Иван Савин в 27. Вот так люто и бесчеловечно расправился двадцатый век с талантливыми русскими поэтами.


* * *
Мне ненавистен красный цвет,
За то, что проклят он.
В нем — преступленья долгих лет,
В нем — казнь былых времен.

В нем — блеск дымящихся гвоздей
И палачей наряд.
В нем — пытка вымысел людей,
Пред коим бледен ад.

В нем — звуки труб, венцы побед,
Мечи — из рода в род,
И кровь, текущая вослед,
Что к Богу вопиет!

В стихотворении «Крылья» опять-таки видна невооружённым глазом перекличка тематики и проблематики с творчеством Ивана Савина. 

* * *
И смеялось когда-то, и сладко
Было жить, ни о чем не моля,
И шептала мне сказки украдкой
Наша старая няня – земля.
И любил я, и верил, и снами
Несказанными жил наяву,
И прозрачными плакал стихами
В золотую от солнца траву…
Пьяный хам, нескончаемой тризной
Затемнивший души моей синь,
Будь ты проклят и ныне, и присно,
И во веки веков, аминь!

Эти строки напишет Иван Иванович ровно через 20 лет после смерти поэтессы.

В стихотворении «Крылья» поэтесса от имени своей лирической героини рассуждает о жизни. Она заключила себя в башню из слоновой кости, она ушла от этого подлого и завистливого человеческого мира, превратись в затворницу, почти в монахиню. Она грезит прекрасными снами наяву. Она является королевой маленького полувоображаемого мира, мира такого небольшого снаружи, и такого огромного изнутри. Она полновластная владычица собственной Вселенной, состоящей из сновидений, мечтаний и грёз. Лишь одно её тревожит: ей предстоит умереть. Всё, что родилось на этой Земле, рано или поздно обречено умереть, погибнуть. Прах к праху, земля к земле… Что же мы есть такое: люди, живые существа? Мы – это не более, чем космическая материя. Мы благодаря био-химическим и физическим реакциям переходим в разные состояния. То мы – это сперматозоид и яйцеклетка, то зигота, то зародыш, то родившийся человек… А потом мы умираем, и снова превращаемся в нечто другое: в часть неживой природы, в землю или в цветы и травы, или в микроорганизмы, в червей и в животных. Благодаря цепочкам питания мы попадаем в организм другого человека в виде жиров, белков и углеводов. Потом в клетках происходит метаболизм – и потом поновой мы меняем свою сущность. И так бесконечно. Да полноте! – воскликнет внимательный читатель сайта «Древо Поэзии»,- нет у Мирры Лохвицкой в стихах всех этих биологических подробностей! Нет, но она ведь рассуждает о жизни и смерти, значит, и мы можем по рассуждать об этом, читая её прекрасные стихи.

Лично мне безумно жаль поэтессу. Она умерла в молодости в больших муках. За что ей такое наказание? В жизни нет справедливости. Законы физики, химии, математики, биологии, экономики, в соответствии с которыми живут люди, являются совершенно аморальными, точнее, внеморальными. А это значит, что и наша жизнь во многом внеморальна. Такой жизнь создана явно не нами, а жаль… Я бы её переделал. Но я не могу: не имею полномочий… 
Павел Иванов-Остославский.

Крылья
Revertitur in terram suam,
unde erat, et spiritus redit ad 
Deum, qui dedit illum. *

«Земля еси — и в землю отыдеши.»

Знала я, что мир жесток и тесен,
Знала я, что жизнь скучна и зла.
И, плетя венки из майских песен,
Выше туч свой замок вознесла.

Здесь дышу без горечи и гнева,
Оградясь от зависти и лжи,
Я — одна, зато я — королева
И мечты мне служат — как пажи.

Сонмы снов моей покорны власти,
Лишь один, непокоренный мной,
О каком-то необъятном счастье
Мне лепечет каждою весной.

В этом сне — о, радость, о, забвенье! —
Юный смех невозвратимых лет,
Тайных струн сверкающее пенье,
Взмахи крылий, царственный рассвет!..

О, мой сон, мой лучший, мой единый,
С темной жизнью сжиться научи!
Чтоб не слышать шорох лебединый,
Чтоб забыть могучие лучи!

Все, что бренно, — гаснет быстротечно.
Догорит земное бытие.
Лишь в тебя я верю вечно, вечно,
Как душа в бессмертие свое!

Но в ответ я тихий шепот внемлю,
Шепот листьев, падающих ниц.
«Ты — земля и возвратишься в землю».
О, заря!.. О, крылья белых птиц!

1902-1903

* Возвращается в землю, откуда был <взят>,
а дух отходит к Богу, давшему его. (лат.)




Евгений Абрамович Баратынский. Стихи.

Происходил из потомственных дворян Боратынских (их фамилия писалась через «о»), ведущих родословную из Польши. Отец – генерал-лейтенант и генерал-адъютант Государя Императора Павла Петровича. Мать – фрейлина Императрицы Марии Фёдоровны. Поэт был близко знаком с Пушкиным, Дельвигом, Кюхельбекером, Лермонтовым и другими блистательными литераторами той поры. Как и каждый настоящий поэт, умер рано, едва перейдя 44-летний рубеж. 

Автор писал легко и проникновенно. Он испытал на себе значительное влияние Пушкина. И недаром, он многими считался поэтом Пушкинской школы. В поэзии он показал себя как мастер новой на то время формации.

Евгений Абрамович является одной из жертв критики Белинского. Когда я слышу фамилию Белинского, мне всегда хочется пропеть строчки о нём и о таких, как он, сочинённые Игорем Тальковым: «Господа демократы, поспешите воскреснуть и явиться на суд одураченных масс: «правдолюбец» Радищев, Чернышевский и Герцен и «мечтатель» Белинский, и «мудрец» Карла Маркс!». Это те ещё были ставленники Запада, агенты влияния. Те ещё «навальные» и «ксюшасапчяковые» деятели… Вот они-то и подрывали прочный фундамент Российской Государственности. Белинский даже на творчество Александра Сергеевича Пушкина нападал. На «Евгения Онегина». Однако, умным людям всегда известно, что лучшими литературными критиками всегда являются сами поэты. Можно критиковать чужое произведения, когда ты сам что-то дельное написал. А когда человек сам ничего не пишет, а только другим указывает, как им писать, возникает очень странное ощущение… Взял бы Белинский и сам бы написал роман в стихах равный по гениальности и объёму «Онегину». Так нет же: портил кровь Пушкину, издевался над ним морально, а заодно и над Пушкинскими читателями.

В творчестве Евгения Баратынского Белинскому не понравилось то, что поэт якобы пуст, его стихи бессодержательны, выхолощены, хотя и не дурны чисто формально. Ай, да Белинский! Ай, да молодец… Я не вижу пустоты в стихах данного автора. Если Белинскому действительно хотелось почитать пустые и никчемные стихи, ему стоило прожить ещё лет всего лишь 150 и проштудировать стихи многих наших современных поэтов. Тогда бы он действительно нашёл бы, и пустоту, и бессодержательность, и никчемность!

В Стихах автора чувствуется меланхолия романтизма, любовь и нежность, патриотические нотки, мужественность и мужской взгляд на вещи. Эти качества в наше время чрезвычайно ценны. Когда стало явно мало хороших поэтов, каждый истинный литератор, тем более, традиционно ценящийся образованным сословием, становится на вес золота. Сейчас, когда под влиянием тлетворной американской пропаганды некоторые люди теряют свою истинную половую самоидентификацию, творчество Евгения Баратынского приобретает новое красивое гетеросексуальное звучание. Мужчина должен любить женщину, а женщина – мужчину. И не в коем случае по-другому! На творчестве данного блистательного поэта этому можно поучиться тем людям, кто нестоек к вредному влиянию Запада. Все же остальные, нормальные люди могут просто получить эстетическое удовольствие.
Павел Иванов-Остославский.
* * *
Вы слишком многими любимы,
Чтобы возможно было вам
Знать, помнить всех по именам;
Сии листки необходимы;
Они не нужны были встарь:
Тогда не знали дружбы модной,
Тогда, бог весть! иной дикарь
Сердечный адрес-календарь
Почел бы выдумкой негодной.
Что толковать о старине!
Стихи готовы. Может статься,
Они для справки обо мне
Вам очень скоро пригодятся.

* * *
Не растравляй моей души 
Воспоминанием былого –
Уж я привык грустить в тиши,
Не знаю чувства я другого.
Во цвете самых пылких лет
Всё испытать душа успела,
И на челе печали след
Судьбы рука запечатлела.

Ираклию Абрамовичу Боратынскому (младшему брату).
Итак, беспечного досуга
Отвергнув сладостный покой,
Уж ты в мечтах покинул друга,
И новый путь перед тобой!
Настанет скоро день желанной,
И воин мой, противным страх,
Надвинув шлем, с мечем в руках
Летит на голос славы бранной.
Иди! — воинственный наряд
Приличен юности отважной.
Люблю я пушек гул протяжной,
Люблю красивый вахтпарад,
Люблю питомцев шумной славы.
Смотри, — сомкнулись в бранный строй;
Идут! — блестящей полосой
Горят их шлемы величавы, — 
Идут. Вскипел кровавый бой!
Люблю их видеть в битве шумной,
Летящих в пламень роковой
Толпой отважной и безумной.
И вот, под тению шатров,
Дружина ветреных героев
Поет за чашей славу боев
И стыд низложенных врагов.
Спеши же к ним, любовник брани,
Ступай, служи богине бед!
И к ней с мольбою твой поэт
Подымет трепетныя длани.
Зовут! — лети в опасный путь. 
Да идет мимо Рок-губитель!
Люби, рубись и вечно будь
В любви и в брани победитель!

* * *
Бывало, отрок, звонким кликом
Лесное эхо я будил,
И верный отклик в лесе диком
Меня смятенно веселил.
Пора другая наступила,
И рифма юношу пленила,
Лесное эхо заменя.
Игра стихов, игра златая!
Как звуки, звукам отвечая,
Бывало, нежили меня!
Но всё проходит. Остываю
Я и к гармонии стихов -
И как дубров не окликаю,
Так не ищу созвучных слов.