Творчество Ивана Алексеевича Бунина

Иван Бунин – очень упоительный и мастерский автор. Один из лучших поэтов «Серебряного Века». Что же касается его прозы, то за неё он получил Нобелевскую премию (за мемуарную повесть «Жизнь Арсеньева»). Данная мемуарная повесть написана прекрасным русским языком. Она содержит дивные картины русской природы, какие характерны для средней полосы, для Орловской губернии. Действие происходит примерно в последние 20 лет существования Российской Империи. Автор переживает различные коллизии: любовь, отношения с братьями, смерть любимой лошади от пневмонии, напоенной холодной водой после продолжительной езды. Автор передаёт читателю свою глубочайшую любовь к родной природе, родной земле и к русским людям. Лирический герой автора принадлежал к роду дворян Арсеньевых. Я не поленился и посмотрел в гербовник дворянских родов Российской Империи: а есть ли такой род там? Да, есть. Это историческое семейство русских дворян, записанное в 6 часть бархатных книг, что говорит о принадлежности господ Арсеньевых к древнему русскому дворянству (которое доказало принадлежность к благородному сословию до 1685 года).

Автор написал дневник, который называется «Дни окаянные». В этой книге описывается революция, происходящая в России в 1917 году. Иван Алексеевич стал свидетелем и идеологическим участником всего этого кровавого мракобесия. Писатель однозначно принял сторону Белой Гвардии. Он в своих произведениях защищал русскую культуру, сложившуюся веками, он был апологетом русского дворянства и интеллигенции, которые стали главной мишенью большевиков. Огромная заслуга Ивана Алексеевича перед русским народом состоит в том, что он имел литературное и гражданское мужество защищать с пером в руках, которое было для него мощным оружием борьбы, идеалы Чести, Благородства, Подвижничества во имя Отечества и Народа. Он защищал Монархию тогда, когда это было совершенно не модно, тем самым выполняя священный долг каждого русского дворянина. Писатель с сарказмом и презрением говорит о коммунистах в «Днях окаянных». Наверное, трудно было найти в те времена человека, который любил бы своё Отечество больше, чем Иван Бунин.

Лично мне также очень нравятся и поэтические произведения автора. Иван Бунин был тончайшим лириком, который нежно и любовно относился к русской природе и русской истории. Стихотворение «Курган разрыт. В тяжелом саркофаге… » это прелестная картина, изображающая эпизод античной истории. Мне это стихотворение очень нравится. Оно очень яркое и образное. Оно прививает любовь к истории, так, как, пожалуй, не прививает любви к ней школьная и вузовская дисциплина, изучающая прошлое материальной культуры и человеческого общества. Во дни туманной юности, как говорится, я не раз подслушивал в свободное от основных лекций время пары на историческом факультете. Там у меня училась девушка, которая была меня моложе на один курс и на два года по возрасту. Подслушивая лекции по археологии и культурной антропологии, я часто декламировал про себя это блистательное стихотворение. Поскольку мой филфак учился во вторую смену, а истфак в первую, я мог слушать выступления и профессоров-историков и профессоров-филологов. Когда я принёс на занятия по «Истории Украины» один из двенадцати томов Истории Государства Российского, изданный в конце 19 века, с преподавателем случился приступ зависти и бешенства. Он сказал мне, что я всё равно не буду зарабатывать деньги преподаванием истории, так зачем же я лезу в эту сферу?! Но я лез, потому что мне было интересно. А вдохновило меня на любовь к истории стихотворение Ивана Бунина. Хотя и любовь к девушке тоже. Стихотворение «Молчат гробницы, мумии и кости… » тематически примыкает к первому. В нём говорится о непреходящей ценности слова. Ведь история начинается только тогда, когда появляются письменные источники, то есть книги. Прошлое, которое существовало до возникновения письменности, называется доисторическим. Без литературы нет истории. Иван Бунин является прекрасным автором стихов о любви. Об этом свидетельствует поэтическая миниатюра «Снова сон, пленительный и сладкий… ». В стихотворении «Поэт» автор рассуждает о трагической доле каждого истинно талантливого поэта. Поэт знает нужду, голод и болезни. Он мучатся из-за козней, которые строит ему беспринципный и жестокий мир людей. Перейдя придел физических и душевных страданий, он, наконец, умирает. И какая же ему благодарность от людей? Только цветы на могилу. В моей душе возникает вопрос: а можно ли как-то избегнуть столь печальной участи? Думаю, нет. Каждый человек при рождении (точнее, в ходе внутриутробного развития) получает определённый набор личностных качеств. Эти качества в процессе жизни эволюционизируют, развиваются и гаснут. Но человек не способен преодолеть какой-то «потолок», который дан ему от природы. «Какой у колыбельки, такой и у могилки» - говорит русская народная мудрость. У поэта нет другого пути: он или станет поэтом или… всё равно станет поэтом. Третьего не дано. Против своей природы не пойдешь, как не крути.
Павел Иванов-Остославский.
* * *
Курган разрыт. В тяжелом саркофаге

Он спит, как страж. Железный меч в руке.

Поют над ним узорной вязью саги,

Беззвучные, на звучном языке.

Но лик скрыт опущено забрало.

Но плащ истлел на ржавленой броне.

Был воин, вождь. Но имя Смерть украла

И унеслась на черном скакуне.

1906

Слово
Молчат гробницы, мумии и кости,—
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.

И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный — речь.
Москва, 1915

Сон
Снова сон, пленительный и сладкий,
Снится мне и радостью пьянит,-
Милый взор зовет меня украдкой,
Ласковой улыбкою манит.

Знаю я - опять меня обманет
Этот сон при первом блеске дня,
Но пока печальный день настанет,
Улыбнись мне - обмани меня!
1898

Поэт
Поэт печальный и суровый,
Бедняк, задавленный нуждой,
Напрасно нищеты оковы
Порвать стремишься ты душой!

Напрасно хочешь ты презреньем
Свои несчастья победить
И, склонный к светлым увлеченьям,
Ты хочешь верить и любить!

Нужда еще не раз отравит
Минуты светлых дум и грез,
И позабыть мечты заставит,
И доведет до горьких слез.

Когда ж, измученный скорбями,
Забыв бесплодный, тяжкий труд,
Умрешь ты с голоду,- цветами
Могильный крест твой перевьют!
1886


Творчество Николая Ивановича Братана (Баранова).
С Николаем Ивановичем Братаном (Барановым) я был знаком лично около десяти лет. Он в своё время был самым известным поэтом и прозаиком города Херсона и Херсонской области. Он являлся кавалером нескольких орденов, заслуженным деятелем искусств Украины. Здесь представлены его стихи в моём переводе. Николай Иванович не любил текстуальные переводы, но любил, когда его украиноязычные стихи перекладывают на русский язык, внося в них значительный элемент своего художественного видения, своей личности. Он любил повторять: «Переводчик прозы – это раб; переводчик поэзии – это соперник!». С этим его утверждением нельзя ни согласиться. Таким образом, став переводчиком его стихов, я превратился в его соперника. Возникла своеобразная литературная дуэль. Русский читатель, живущий в России, наверное не поймёт в полной мере стихотворения, написанные по-украински. Поэтому здесь я привожу только свои русскоязычные переводы стихов автора, сделанные с украинского.

Николай Братан был в высшем смысле этого слова профессионалом. У него была школа, было мастерство, хотя уже в последние годы его стихи стали эмоционально блекнуть, тускнеть, умирать. Последние его книги (а их у него было аж около шестидесяти!) были составлены из безэмоциональных, холодных, как бы умирающих, стихотворений. Он в последние время «выезжал» только на мастерстве, наработанном десятилетиями. Братан увидел во мне мастера, поэтому относился ко мне с большим уважением. Он был своего рода гурманом и смаковщинником хорошей поэзии, любил как бы «пережевывать» и «перемалывать» снова и снова понравившиеся ему стихи других авторов. Благо, отличные стихи другие поэты ему иногда приносили. Я дружил с поэтом около десятка лет пока нас не перессорили злые языки. Была у нас в Херсоне одна старушонка, которая ходила на Главпочтамт и встречалась там с офицерами СБУ, чтобы передать им очередной донос, написанный на херсонских литераторов. Эта сексотка-стукачка нас и развела…

Николай Иванович был человеком жестким, волевом, решительным и бескомпромиссным. В этом были и свои плюсы и свои минусы.

Дипломов у Братана было два: один офицерский, полученный после окончания артиллерийского училища (дослужился до капитана), второй филологический, который он получил после окончания филологического факультета Одесского Государственного Университета. Видимо, его принадлежностью к армии объясняется то обстоятельство, что он немалую часть своего поэтического творчества написал о войне.

Стихотворение «Часовые» рисует такую картину: во время гражданской войны юнкера охраняют железную дорогу от неприятеля. Стихотворение «Артиллеристы» было особенно дорого сердцу Николая Ивановича. Он свято относился к памяти о Великой Отечественной войне. В нём сочетается память о войне и принадлежность автора к «Царице полей». Это стихотворение является для поэта программным. В стихе показана вся горечь и боль безысходной борьбы с превосходящими силами противника. На пшеничной меже на краю поля где-то в средней России осталось одно разбитое орудие и два бойца-артиллериста при нём. Уже нет снарядов, уже отлетел от пушки замок, запирающий ствол. Но они – сержант и старшина - не падают духом и не сдаются. Они остались без гаубицы, но настоящий солдат может воевать с врагом, имея любое вооружение. У них осталась одна граната. Одна на двоих… И вот сержант с единственной гранатой на перевес лезет навстречу последнему танку, оставшемуся на ходу после метких попаданий артиллеристов. Он подрывает танк вместе с собой. Финал стихотворения трагичен: один погибает, а другой остаётся жить в полном одиночестве… Ему хочется выть от боли и отчаяния, но его всё равно никто не услышит. На пшеничном поле замирает последний немецкий танк. Он загорается химическим пламенем, поджигая вокруг себя колосья спелой пшеницы… Этот танк остаётся стоять – как красноречивый свидетель мужественности и отваги русского солдата. Все погибли – вся обслуга орудия, и только один боец остался лежать на краю пашни живой. Враг остановлен – всё. Теперь он точно останется в живых. Теперь он испытает боль за всех тех его товарищей, которые не дожили до этой счастливой и в тоже время горькой минуты. Для автора особенно трагичной была деталь: образ несжатой пшеницы, загорающейся от пламени подбитого фашистского танка. Как природный крестьянин, автор испытал глубочайшую боль от этой недожатой пшеницы. Вот бы её собрать и смолоть, вот бы из неё сделать хлеб: горячий, румяный, с ноздристой коркой пышащей жаром и здоровьем… Но этот хлеб некому собирать… Все погибли…

В стихотворении «Укор» поэт рассуждает о графоманах, мощно лезущих на вершины литературного Олимпа, но так и не научившихся писать стихи. Они впадают в гордыню, тщеславие и высокомерие, не видя и не понимая своим скудным умишкой, что являются просто низкопробными банальными бумагомарателями, шарлатанами от литературы. Никакие Шевченковские премии и другие высоки регалии не заставят поверить умного человека в их талантливость и заслуженность. Графоман всегда остаётся графоманом. О нём знатоки всегда будут говорить: «А король-то голый!». Но сами бездари – такие себе Великие и Ужасные Гудвины колхозной литературы - этого не понимают…

Николай Иванович был человеком, который до самой смерти в 75-летнем возрасте оставался активным и трудоспособным человеком. Последнее стихотворение данной подборки об этом. В стихотворении «Слухи о старости преувеличены» поэт рассказывает читателю от имени своего лирического альтер эго о всех красотах и прелестях этого мира. Он хочет пешком пройти горизонт, и попав за его край, зачерпнуть в небе звёзды. Автор желает ещё раз в сотый или даже тысячный раз испытать любовь юной прелестницы. Герой стихотворения хочет писать и выступать публично со своими стихами, хотя он уже стар и у него большая лысина и седина. Герой стихотворения полон жизненных сил. Он любит жизнь и умеет жить, замечая в своём бытие самые прекрасные и отрадные моменты.

У Николая Братана мы – теперешние поэты – можем учиться профессионализму, культуре слова, оптимизму и вере в себя.
Павел Иванов-Остославский.


По мотивам Николая Братана."Дожинок."

1

Часовые

Станция. Буря.
Ночь. Зима.
-Братцы, закурим?
-Что? Нема...

-Все околеем
Без огня.
-Узкоколейку
Охраняй!

Ветер-бродяга,
Весел, груб,
Комкает стяга
Мокрый чуб.

Конницы топот...
-Юнкера,
Выживет кто тут
До утра!..

Выстрелы. Крики.
Кровь. Штыки.
Звёзды безлики
И близки...

23.01.2006.

2

Артиллеристы

Танки - наши мишени.
Степь черна от брони.
В недорытой траншее
Мы с сержантом одни.

И орудие наше
На пшеничной меже
Бес снарядов, и даже
Без затвора уже.

Среди тел и пожарищ
В смерть войдём мы, как в бой,
Но пока что, товарищ,
Мы живые с тобой.

И сержант виновато
Мне сказал:"Старшина,
Дай-ка, братец, гранату,
Смерть, как жизнь, ведь - одна"...

……………………………………….
……………………………………….

Пламя жаркое люто
Жгло жнивьё средь равнин,
В миг, когда обсалютно
Я остался один...
23.01.2006.

3


Укор
Шарадами читателя сражаем,
Гордыню выставляем напоказ,
А край родной, живя неурожаем,
Не понимает и не слышит нас.

С природою в полях кипит сраженье,
За урожай, за хлеб, за жизнь саму,
А графоман глядит с пренебреженьем
На всю эту "пустую кутерьму".

Привык над землепашцами смеяться
Наш модный стихотворный ротозей,
Хоть род ведёт, как можно догадаться,
Совсем не от маркизов и князей...

Хоть эта мысль мне может не проститься,
Но я её от Вас не утаю:
Как вышло так, что эдакая птица
Чужою родилась в родном краю!?
13.03.2006.




4

Слухи о старости преувеличены

Лысина уже и седина,
Внуки у меня уже не дети,
Только не исчезла ни одна
Из тревог моих на белом свете.

Но не буду хмурым, как сова, -
В стих волью я счастья молодого -
Пусть возникнет привкус волшебства
У людей, влюбляющихся в слово.

Жизнь всегда люблю. Я в этом прав.
Мне б предаться летнему раздолью:
Чуден шепот полуночных трав
Вперемежку с девичьей любовью...

Мне бы горизонт пешком пройти,
А не только степи и полесья,
И ковшом у Млечного Пути
Звёзды зачерпнуть из поднебесья.

Я не стар, и буду, несомненно
Сочинять и выступать публично.
Я переиначу Марка Твена:
Слух, что я старик - преувеличен.
12.03.2006.



Два стихотворения Фёдора Ивановича Тютчева

Фёдор Тютчев – это один из блистательных поэтов середины 19 века. Он принадлежал к плеяде тех русских литераторов, которые являлись крупными государственными служащими, сановниками. К этой же замечательной когорте принадлежали Гавриил Романович Державин (сенатор, действительный тайный советник), Михайло Васильевич Ломоносов (профессор химии, действительный член Академии наук и художеств, статский советник), Василий Андреевич Жуковский (академик, тайный советник), Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (Рязанский и Тверской вице-губернатор), Денис Васильевич Давыдов (генерал-майор), Иван Иванович Дмитриев (министр юстиции, сенатор) и другие.

Фёдор Иванович был тончайшим лириком. Его стихи о любви восхищают и поражают своей тонкостью и прекрасным знанием нюансов человеческих отношений. Однако, Фёдор Тютчев был ещё и публицистом. В своих стихах и статьях он защищал монархическое устройство государства, был последовательным традиционалистом и консерватором. Здесь представлено два его стихотворение «Современное» и «Славянам»

В стихотворении «Современное» автор описывает хитрые приёмчики, которыми пользовались в своей внешней политике западные державы в те времена. Мы – современные люди – думаем, что цветные революции были придуманы и осуществлены только в наше время. Но, мы ошибаемся. Основы подобных закулисных манёвров были заложены ещё тогда – в 19 веке и ещё раньше. Ещё Никколо Макиавелли – средневековый итальянский мыслитель и государственный деятель в своём трактате «Государь» размышляет со всем присущим ему цинизмом и нравственным нигилизмом о том, как следует правильно управлять государством (Макиавелли поставил подлость на научную основу!). Знали об этих приёмах, конечно, и в древней Элладе и в Риме. Западные европейцы завоевали с помощью своего дьявольского обаяния Турцию. «Здесь все силы мировые свой справляют карнавал». Вот, как! Очень напоминает современную Украину! Падишах угощает милых западных друзей. А чем же он их угощает? Уж не вином ли!? Турция как раз была той восточной исламской деспотией, в которой к запрету алкоголя Кораном смотрели сквозь пальцы. Даже султан Селим Второй был запойным алкоголиком. Вот так ислам! Правитель Турции готов пожертвовать своим заклятым друзьям всё на свете, даже собственную страну. Даже в гарем – в святая святых дворца правителя – западные засланцы входят без стука! Западные Иуды целуются со своими исламскими «братьями». И среди всего этого разгула демократии и толерантности играет первую скрипку посланник из Ватикана. И даже Солнце по случаю такого развесёлого братания решило взойти с Запада! Лицемерная и коварная игра доходит до своего апогея. Но только никто не замечает, что на территории современной Греции и бывшей Югославии гибнут, находясь в кровавом ярме, миллионы православных славян, которые тоже ведь являются христианами. Вот она: бессовестная, дьявольская логика Запада: православные и славяне – никто, они не люди, их интересы не следует принимать в расчёт (недаром, в западных языках слово sklave (склавин) означает «раб»). Спасибо Вам, дорогой Фёдор Иванович, что открыли нам глаза! Будем знать. Запомним.

В стихотворении «Славянам» поэт пишет о южных славянах, которых Запад притесняет. Запад уничтожил многие славянские народов. Он стёр с лица Земли, например, балтийский народ, родственный современным литовцам и латышам, пруссов. Он грозит и сербам, хорватам, боснийцам, черногорцам и многим другим, кто соприкасается с безумной экспансией Запада напрямую. Но у славян всего мира и у других мирных народов есть надёжная стена-опора: это Российская Империя. Она непоколебима. Она стоит как исполинская твердыня на пути варваров, как западных, так и восточных. Россия защитит славян по всему миру. Она примет их в свои объятья и не позволит врагам уничтожать своих братьев. Вот почему Дядюшка Сем и тётушка Елизавета Вторая так боятся Россию и русского влияния в странах Восточной и Центральной Европы! Россия не позволит им творить произвол, совершать геноцид и этноцид. В этом состоит главная надежда самых близких стран к России – Украины и Белоруссии. Огромная крепость, занявшая одну шестую часть суши на планете Земля, может в любую минуту ответить своим врагам огнём из всех орудий главного калибра. И тогда посмотрим, чья возьмёт! Вот обо всём об этом и пишет Фёдор Тютчев. Скоро, ой как скоро, подойдёт великая стена к границам вашего логова, мировые террористы и человеконенавистники! И тогда горе вам! Не заигрывайте с мощной и великой державой, заокеанские интриганы и милитаристы, предупреждаем вас поэт. Ибо, как сказал святой князь Александр Невский: «Кто с мечём к нам придёт, тот от меча и погибнет!».
Павел Иванов-Остославский.

Современное.
Флаги веют на Босфоре,
Пушки празднично гремят,
Небо ясно, блещет море,
И ликует Цареград.

И недаром он ликует:
На волшебных берегах
Ныне весело пирует
Благодушный падишах.

Угощает он на славу
Милых западных друзей -
И свою бы всю державу
Заложил для них, ей-ей.

Из премудрого далека
Франкистанской их земли
Погулять на счет пророка
Все они сюда пришли.

Пушек гром и мусикия!
Здесь Европы всей привал,
Здесь все силы мировые
Свой справляют карнавал.

И при криках исступленных
Бойкий западный разгул
И в гаремах потаенных
Двери настежь распахнул.

Как в роскошной этой раме
Дивных гор и двух морей
Веселится об исламе
Христианский съезд князей!

И конца нет их приветам,
Обнимает брата брат...
О, каким отрадным светом
Звезды Запада горят!

И всех ярче и милее
Светит тут звезда одна,
Коронованная фея,
Рима дочь, его жена.

С пресловутого театра
Всех изяществ и затей,
Как вторая Клеопатра,
В сонме царственных гостей,

На Восток она явилась,
Всем на радость, не на зло,
И пред нею все склонилось:
Солнце с Запада взошло!

Только там, где тени бродят
И долинам и горам
И куда уж не доходят
Эти клики, этот гам,-

Только там, где тени бродят,
Там, в ночи, из свежих ран
Кровью медленно исходят
Миллионы христиан...
Октябрь 1869


Славянам
Man muss die Slaven an die Mauer drucken *

Они кричат, они грозятся:
"Вот к стенке мы славян прижмем!"
Ну, как бы им не оборваться
В задорном натиске своем!

Да, стенка есть - стена большая,-
И вас не трудно к ней прижать.
Да польза-то для них какая?
Вот, вот что трудно угадать.

Ужасно та стена упруга,
Хоть и гранитная скала,-
Шестую часть земного круга
Она давно уж обошла...

Ее не раз и штурмовали -
Кой-где сорвали камня три,
Но напоследок отступали
С разбитым лбом богатыри...

Стоит она, как и стояла,
Твердыней смотрит боевой:
Она не то чтоб угрожала,
Но... каждый камень в ней живой.

Так пусть же бешеным напором
Теснят вас немцы и прижмут
К ее бойницам и затворам,-
Посмотрим, что они возьмут!

Как ни бесись вражда слепая,
Как ни грози вам буйство их,-
Не выдаст вас стена родная,
Не оттолкнет она своих.

Она расступится пред вами
И, как живой для вас оплот,
Меж вами станет и врагами
И к ним поближе подойдет.

* Славян должно прижать к стене (нем.).- Ред.
11-16 мая 1867



Поэзия Ольги Швец и «Херсонская литературная аномалия»

С начала 90-х годов 20 века в Херсоне существует явление, которое в околохудожественных кругах нашего города получило название «Херсонская литературная аномалия» (сокращённо «ХЛАм»). Читателям прекрасного литературного сайта «Древо Поэзии», вероятно, будет не безынтересно узнать: что же это такое – ХЛАм. Доложу я Вам, что это нечто с одной стороны из ряда вон выходящее, но с другой совершенно закономерное. В других областных городах Украины, уверен, существует нечто подобное. Мне, конечно, хотелось бы думать, что литература в моём родном городе не может не быть высокой, но увы: не даром сам пишущий народ дал себе такое меткое определение: «аномалия»… Народ, как правило, не ошибается… Аномалия это всегда что-то ненормальное, патологическое, выходящее за рамки общепринятых и приемлемых для большинства отношений. В понятие «ХЛАм» входят самые разные графоманы. Есть среди них деревенские обыватели, переехавшие в Херсон и возомнившие себя на этом основании «письмэнныками». Например, живёт у нас один тип (лауреат Шевченковской премии), который является по убеждениям бендеровцем. У него спрашивают: «А что ты делал до 1991 года?». Оказалось, что бандеровец до этого года был ярым комсомольцем и коммунистом. Стихи пишет бездарные, безликие, никакие. Такие стихи даже плохими нельзя назвать, настолько они некудышние… Живя в своём босоногом детстве в глухом селе и пуская бумажные кораблики в лужи грязи, находящийся на пересечении дорог, ведущих из Великой Грязнухи в Нижнюю Голопузовку, этот пасынок сомнительной литературной славы Тараса Шевченко уяснил для себя одну непоколебимую истину: пробиваться в жизни надо не талантом, благородством и умом, а только подлостью и коварством. Надо налаживать коррупционные связи, людей расталкивать локтями и лезть по трупам на литературный Олимп, и тогда: всё будет хорошо… Есть у нас ещё 90-летняя старушонка, которая тоже входит в понятие «ХЛАМа». Она закостенела в своей рабочее-крестьянской подлости. Ведёт так называемую «Литгостинную», в которую кроме истинных графоманов никто не ходит. Настоящие, большие поэты и прозаики, которые тоже живут в Херсоне, от неё давно отвернулись. Она варится в собственном окололитературном соку, занимается потихоньку интригами, спекулирует на своей «значимости», на «именитости», которой никогда и не имела. А ещё она является «литературным локомотивом» для дюжины графоманов, возмечтавших с помощью неё, как с помощью тарана, пробиться на поэтический «Парнас» и стать небожителями. Среди самостоятельно мыслящих литераторов за ней закрепилось прозвище «наша Чичи-баба». Прозвище произошло от её привычки сравнивать себя с Чичибабиным. Как жаль, что она ещё не догадалась сравнивать себя с Пушкиным… Ещё у нас есть один вор в законе, который живёт в славном городе Цурюпинске. Он приезжает на все литмероприятия проводимые в Херсоне. Он – это гроза всех окрестных женщин, а так же девушек, и даже девочек и старушек… По убеждениям он тоже бандеровец, который во времена «Оранживой революции» яро агитировал за Галицких фашистов и за США. А ещё есть у нас одна блудница… Впрочем, не одна… Впрочем – довольно! Не хочу больше, категорически не желаю говорить о низменном и подлом! Но меня интересует только одно: как же все эти люди собираются бичевать общественные язвы, если они сами – это величайшая нравственная язва на теле собственного народа? Как же они собираются являться камертоном добра, красоты и милосердия в человеческом обществе, если их самих надо оградить от общества, чтобы они не развращали и не растлевали его своей душевной низостью и литературной бездарщиной? Люди, у которых душа с горбом, которые заматерели в душевной грубости и непорядочности, не достойны пространных упоминаний о их «светозарных» личностях! Изгаженные жизненной «прозой» души - разве они достойны известности?! Когда я вспоминаю обо всех этих траги-комических персонажах, словно живьём сошедших со страниц Гоголя или Зощенко, мне хочется подумать о чём-то светлом, высоком, возвышенном.
Павел Иванов-Остославский


ЧЕСТНЫЙ СОЛДАТ. СТАТЬЯ О ТВОРЧЕСТВЕ ИГОРЯ МИХАЙЛОВИЧА ИВАНОВА.


Иванов Игорь Михайлович. Родился в 1923 году в Херсоне. Отец – бывший царский и белый офицер, главный инженер Херсонского облпотребсоюза. Мать – домохозяйка, потомок исконных херсонских дворянских фамилий Остославских и Фроловых. Участвовал в Великой Отечественной войне в составе пехотных и сапёрных частей. Кавалер четырёх боевых орденов, полученных за участие в ВОВ. Участник Яссо-Кишинёвской наступательной операции. Дважды ранен. Окончил Ивано-Франковский медицинский институт и стал врачом-офтальмологом. В 1980 году защитил кандидатскую диссертацию: «Зависимость периферических границ поля зрения от придатков глаза». В 1991 году стал вице-предводителем Херсонского губернского дворянского собрания. За отличия по службе награждён благодарственным письмом Государыни Великой Княгини Марии Владимировны. Изобретатель уникальных медицинских приборов: «Определитель критической частоты слияния мельканий» и «Дислоциметр». На момент изобретения, этим аппаратам не было аналогов в мире. Игорь Михайлович был спортсменом: имел первый разряд по шахматам, был чемпионом шахты № 105 (ГУЛАГа), имел первый разряд по гребле на байдарках и был чемпионом Николаевской области. Его живописные работы в Херсоне неплохо известны любителям искусства. Был известным в Херсоне поэтом, членом МАРЛ. Умер в 2008 году после тяжёлых последствий фронтового ранения. Он был врач от Бога и истинный интеллигент, который любил людей и свою профессию врача.

Стихи Игоря Михайловича отмечены профессионализмом, глубоким психологизмом, философичностью. Он, пройдя суровую школу испытаний на фронтах Великой Отечественной войны и в ГУЛАГе, остался глубоко русским и благородным человеком. И это очень заметно по его стихам. В этих четырёх стихотворениях, написанных ещё в 1960-е годы, кажется уместилась вся человеческая жизнь. В них есть и ирония, и сатира, и любовь к женщине, и ратный подвиг, доходящий до самоотвержения и подвижничества. Игорь Михайлович тонко почувствовал всю трагичность существования солдата на фронте, и не только в своих стихах, но и в реальной жизни. В этой подборке самое лучшее – это четвёртое стихотворение. Когда его читаешь, мурашки идут по спине от остроты реальности происходящего, от страха и ужаса… Психология солдата-фронтовика была автором передана мастерски. Это истинно мудрые стихи, отмеченные всепониманием, жизненной опытностью и любовью к человеку: к его чаяниям, заботам и к ужасной смерти. Но, такие люди, умирая, переселяются на небеса и живут там вечно.
Павел Иванов-Остославский.


Стихотворения разных лет

Этюд о советском общепите

В столовой пусто, тишина,
Так вязко время длится,
Как в царстве сумрака и сна
Всегда печальна и бледна
Здесь дремлет продавщица.
И рыжий клок её волос
Волной на кассе слева
И рыжий кот, как верный пёс,
Уткнул свой влажный теплый нос,
В торговли королеву.
Велел я ей подать харчо
И водочки (от сплина).
Она, пошевелив плечом
Зевнула и спросила: «Чё,
Хотите Вы, мужчина?»
Я повторил: «Харчо - сейчас!»
Из мрака, словно чудо,
Она пришла ко мне как раз,
Исполнив поданный заказ
На заданное блюдо.
Я, съев ужасный этот суп
И горло «остограмя»,
Стал, словно страшный зверозуб,
Который, надрывая пуп,
Из глотки мечет пламя!
Потом живот как заболит,
Как в горле станет гадость…
Зачем, несчастный я пиит
Зашёл в советский общепит,
Чтоб подкрепиться малость!?


Море

Снова я увидел море:
Плещет рябь, темнеет дно…
Сколько счастья, сколько горя
Море людям принесло…

Море всякое красиво, -
Если вдруг возникнет шторм
Плещут волны, белогривы,
Оживив собой простор;

Если штиль и всё спокойно,
То проходят корабли
Величаво и достойно,
От портов своих вдали.

И хотя уже не рано,
Тени вот как коротки,
Выплывают из тумана
Золотые огоньки.

Среди дня и среди ночи,
В час звереющих штормов
Для души нам нужен очень
Свет далёких огоньков…




* * * * *

Я понял вдруг, что все отныне,
И труд, и мысли, и мечты
Принадлежат одной богине –
Моей богине красоты.
В одеждах вечного смиренья
К ногам её кладу цветы,
Как знак немого восхищенья
Своей богиней красоты.



* * * * *


Быстро юность лихая прошла:
Фронт, атаки, потом медсанбаты,
И годам не считал я числа,
Пока год ни пришел сорок пятый.

Буйством красок смеялся апрель
И полшага осталась до мая,
Но прошла пулемётная трель
Сквозь меня, год последний считая…

И без радости не было дня,
И победу вершили солдаты…
Без меня, без меня, без меня
Наступили великие даты…