Стихотворение Шарля Бодлера «Альбатрос» в переводе В.Левика.

Для описания жизни и судьбы настоящего поэта авторы прибегли к яркой метафоре. Они сравнили поэта с прекрасной морской птицей – с альбатросом. Альбатрос-поэт всегда летит высоко над облаками. Он – дитя неба, дитя Бога, который создал его для того, чтобы парить над бытовыми проблемами, над всей мерзостью и убогостью нашей повседневной жизни. Поэт – свободен, как птица. Он так же стихиен и не терпит насилия над собой. «Дух веет, где хочет и как хочет» - говорили древние мудрецы. Но люди, обуреваемые низменными пороками и страстишками, всегда стараются поиздеваться над поэтом-альбатросом. Один пнёт его побольнее, другой, глумясь и потешаясь, пыхнёт ему в лицо вонючей махоркой. Люди хотят приравнять поэта к самим себе – в большинстве своём серым и убогим обитателям задворков человеческой цивилизации. Они желают низвести его до своего жалкого уровня и даже ниже. Они думают: «Раз он не умеет так же хорошо, как мы, мыть палубу и вязать морские узлы, раз он не точает сапоги и не печёт пироги, значит он неполноценен!». Но, поэт-то делает куда более тонкую и важную работу: он делится с людьми прекрасными чувствами, которые вложил в его душу Бог. Он учит людей совести, благородству, красоте, доброте и всепрощению, а люди воспринимают все эти качества как слабость. В их психологическом лексиконе нет таких понятий. Они мыслят только категориями сила-слабость, стяжатель-лох, мужик-баба. Люди, как животные. Их сознанию не присущи полутона. Они всё меряют только количеством удовольствий, выгодой и физическим комфортом. Они принадлежат к другому миру, нежели поэт. Он – вечный чужак и пришелец из далёких миров, который не приживается в грубоматериальном человеческом мире. Он служит Богу и высшим духовным ценностям. А люди… Люди всегда остаются таковыми…

Высокое искусство всегда сакрально. Всегда свято и божественно. Но простые серые обыватели этого не понимают. Авторы «Золотого» и «Серебряного» века русской поэзии совершили для русского народа одно сверхважное дело: они сделали литературу тем воздухом и той пищей, без которых русские люди не смогли обходиться. В какой-то момент наши соотечественники поняли, что без истинной гениальной поэзии человек не живёт. Дьявольское дело большевиков состояло в том, что они развенчали великую классическую литературу и её принципы, самих поэтов расстреляли или выгнали из страны, а поэзию превратили из сакрального культа в просто профессиональное ремесло. Великая русская поэзия была десакрализирована, а сами поэты из священнослужителей слова превратились в простых мастеров, подобным квалифицированным рабочим на заводе или в ремесленной мастерской. Вот так, прекрасные поэты-альбатросы превращаются в невзрачных сереньких воробьишек от литературы.

Данное стихотворение отлично написано. Оно весьма профессионально и психологически убедительно. Мастерски сработано.
Павел Иванов-Остославский.

Временами тоска заедает матросов,
И они ради праздной забавы тогда
Ловят птиц океана – больших альбатросов,
Провожающих в бурной дороге суда.

Грубо бросят на палубу. Жертва бессилья,
Опороченный царь высоты голубой,
Распластав исполинские белые крылья,
Он как вёсла их тяжко влачит за собой.

Лишь недавно прекрасный, вздымавшийся к тучам,
Стал таким он бессильным, нелепым, смешным.
Тот дымит ему в клюв табачищем вонючим,
Тот, глумясь, ковыляет вприпрыжку за ним.

Так поэт: ты летишь над грозой в урагане,
Недоступный для стрел, непокорный судьбе,
Но ходить по земле среди свиста и брани
Исполинские крылья мешают тебе!




«Эмалевый крестик в петлице… » Георгия Иванова

Стихотворение «Эмалевый крестик в петлице… » Георгия Иванова посвящено семье последнего русского императора Николая Второго. Автор рисует в нём простых, но благородных и всепонимающих людей. Детали-образы «Эмалевый крестик» и «серая тужурка» говорят о исключительной скромности и простоте последнего русского государя, ведь орденов у него было гораздо больше, чем один Георгиевский крестик в петлице. Поэт, видимо хорошо изучил характер царя по письменным источникам. Я когда-то знавал одну интересную женщину – Юлию Константиновну Богненко (члена Херсонского Губернского Дворянского Собрания). Её бабушки из рода Дурново дружили с Николаем Исафовичем Шатохиным – депутатом Государственной Думы от монархической партии. Он лично знал Государя и много рассказывал о нём бабушкам г-жи Богненко. Информация об исключительной простоте и благородстве Николая Второго подтверждается и этим источником. Все непредвзятые люди, которые знали царя близко, отзывались о нём исключительно хорошо. Во втором четверостишии автор как бы прорицает будущее, заглядывая за его неведомую завесу. Он пишет о печальных лицах. Лирические герои стихотворения безутешно грустны. Не от того ли они грустны, что предвидят своё страшное будущее? Убийство русского августейшего семейства – это злодеяние, которому едва ли найдётся равное в современной истории человеческой цивилизации. Это убийство не только исключительно жестокое, но и бессмысленное. Царская семья была уничтожена, потому, что так дьявольски сложились обстоятельства. Английский король Георг Шестой не захотел принять императорскую семью у себя в стране. Передовые части Белой Гвардии не смогли во время пробиться к Екатеринбургу, в котором находилась царская семья под арестом в доме Ипатьева. Добровольческие отряды, которые мы бы сейчас назвали «спецназом» и которые могли бы освободить августейшую семью из плена, не прорвались сквозь большевистские заслоны. Царя все предали «Кругом обман, и предательство и трусость», - напишет он в своём дневнике незадолго до своей мученической смерти. И это, к сожалению, было истинной правдой. Одни русские люди, став тогда большевиками и находясь в горячке демократической вседозволенности, ненавидели царя и монархию, другие были разагитированы либеральными СМИ, третьи стали анархистами, зелёными, самостийниками, уголовниками. И ещё кем угодно - да просто серыми обывателями. Они стремились спасти только свою жизнь и своё имущество. Им не было дела до царя и его детей. Я часто задаю себе вопрос: «почему в России победила революция?», «Каковы её причины?». Сейчас уже очевидно, что та революция, которую большевики называли Великой Октябрьской Социалистической, была первой цветной революцией, которую изобрели немцы и прочие западные европейцы. Её можно сравнить с «Оранжевой» революцией на Украине. Всё сходится: один к одному. Извне финансируются в стране протестные движения. Из них выделяется одно самое сильное (в нашем случае это большевики в 1917 году и «оранжисты» в 2004-м), которое берёт власть в свои руки. Ленин прислан из-за границы в запломбированном вагоне. С ним едет масса соратников. Ющенко, хотя и не засланец Запада, зато его дражайшая половина – супруга Кэтрин Клер-Чумаченко прислана к нам из США. Её предки – галицкие фашисты – когда-то бежали от советской власти на Запад. Они осели в Америке. Участвовали там во всевозможных бандеровских течениях. Она работала в ЦРУ, когда пришло время, она приехала на Украину и стала тут женой сельского бухгалтера, который попал в президенты. За успешное осуществление «Оранжевой» революции Катерина получила чин бригадного генерала ЦРУ, а сам Ющенко получил в народе прозвище «американский зять». И в том и в другом случае революционеры повели себя по принципу «Большого Хапка» и «Великой Халявы»: стали грабить и разворовывать свою страну, как только смогли. «Красную» революцию финансировал Парвус, «оранжевую» финансировали те же круги, к которым принадлежал выше упомянутый делец. Всё это анти-русское мракобесие и в первом и во втором случае сопровождалось бешенной пропагандой, истерией, русофобией. В лице большевиков к власти пришли социальные радикалы, в лице оранжистов – национальные радикалы. И в том и в другом случае пострадали, во-первых, русские, во-вторых, все остальные коренные народы бывшей Российской Империи и современной Украины. Разумеется, понесли урон и сами украинцы. В обоих случаях был нанесён тяжелейший удар по Государству Российскому.

По последним данным убийство августейшего семейства было не только политическим, но и ритуальным. Об этом свидетельствуют иудейские каббалистические надписи, оставленные карателями на стенах дома Ипатьева. Палачи принесли русского царя и его семью в жертву своему кровавому богу. «Ваш Бог – это Дьявол!»,- сказал о них Иисус две тысячи лет назад. Эти слова являются справедливыми до сих пор, и это варварское убийство является тому ярчайшим подтверждением. С этого злодеяния начала свою работу кровавая мясорубка, имя которой революция.

Вот что бывает, когда народ отходит от священных для наших предков принципов: Бог, Царь, Отечество и впадает в разного рода демократические уклоны. Надо всегда держаться своего лучшего, а не пытаться заимствовать чужое худшее.
Павел Иванов-Остославский.

 

x x x

Эмалевый крестик в петлице

И серой тужурки сукно...

Какие печальные лица

И как это было давно.

Какие прекрасные лица

И как безнадежно бледны —

Наследник, императрица,

Четыре великих княжны...

Я знаю, не будет иначе Николая Туроверова
Я совсем забыл об этом стихотворении. Я готовил стихотворную подборку Николая Туроверова для сайта «Древо Поэзии» и вот вылетело из головы прекрасное стихотворение. А ведь я его хотел прокомментировать отдельно. Вот оно.
Я знаю, не будет иначе,
Всему свой черёд и пора.
Не вскрикнет никто, не заплачет,
Когда постучусь у двора.
Чужая на выгоне хата,
Бурьян на упавшем плетне,
Да отблеск степного заката,
Застывший в убогом окне.
И скажет негромко и сухо,
Что здесь мне нельзя ночевать
В лохмотьях босая старуха,
Меня не узнавшая мать.
Это стихотворение мне кажется мастерским по-особому. Оно описывает убогую, но такую привычную для времён Гражданской войны обстановку. Нищенского вида хата, плетень, на который залезла сорная трава, запустение, обезлюденность. В общем-то, всё как всегда и как у всех. Но истинного трагизма и истинной остроты происходящему придаёт последняя строчка: «Меня не узнавшая мать… ». Как же это, должно быть, больно и страшно, когда тебя, родного и, возможно даже, единственного сына не узнала родная мать. Мать, не увидев в чужом человеке своего сына, даже не пустила его на постой! Вот: в этой одной строчке сконцентрирована вся боль и вся трагедия русского народа, изувеченного кровавой усобицей. Здесь трагедия не только одного конкретного человека – здесь трагедия целого поколения! Николай Николаевич Туроверов – это мастер одной строки! Хотя, конечно, все его строки гениальны! Для мастера слова всегда очень важно показать судьбу человека, его горести, переживания, его путь. И Николаю Туроверову это удалось на все сто процентов!
Вот на такой поэзии и надо воспитывать подрастающее поколение. На таких стихах юные души станут истинными патриотами России, превратятся в глубоко порядочных, тонко чувствующих и благородных русских людей. Надо молить Бога, чтобы так и было!
Павел Иванов-Остославский.


С начала 90-х годов 20 века в Херсоне существует явление, которое в околохудожественных кругах нашего города получило название «Херсонская литературная аномалия» (сокращённо «ХЛАм»). Читателям прекрасного литературного сайта «Древо Поэзии», вероятно, будет не безынтересно узнать: что же это такое – ХЛАм. 

Доложу я вам, что это нечто с одной стороны из ряда вон выходящее, но с другой совершенно закономерное. В других областных городах Украины, уверен, существует нечто подобное. Мне, конечно, хотелось бы думать, что литература в моём родном городе не может не быть высокой, но увы: не даром сам пишущий народ дал себе такое меткое определение: «аномалия»… Народ, как правило, не ошибается… 

Аномалия это всегда что-то ненормальное, патологическое, выходящее за рамки общепринятых и приемлемых для большинства отношений. В понятие «ХЛАм» входят самые разные графоманы. 

Есть среди них деревенские обыватели, переехавшие в Херсон и возомнившие себя на этом основании «письмэнныками». Например, живёт у нас один тип (лауреат Шевченковской премии), который является по убеждениям бендеровцем. 

У него спрашивают: «А что ты делал до 1991 года?». Оказалось, что бандеровец до этого года был ярым комсомольцем и коммунистом. Стихи пишет бездарные, безликие, никакие. Такие стихи даже плохими нельзя назвать, настолько они некудышние… Живя в своём босоногом детстве в глухом селе и пуская бумажные кораблики в лужи грязи, находящийся на пересечении дорог, ведущих из Великой Грязнухи в Нижнюю Голопузовку, этот пасынок сомнительной литературной славы Тараса Шевченко уяснил для себя одну непоколебимую истину: пробиваться в жизни надо не талантом, благородством и умом, а только подлостью и коварством. Надо налаживать коррупционные связи, людей расталкивать локтями и лезть по трупам на литературный Олимп, и тогда: всё будет хорошо…

Есть у нас ещё 90-летняя старушонка, которая тоже входит в понятие «ХЛАМа». Она закостенела в своей рабочее-крестьянской подлости. Ведёт так называемую «Литгостинную», в которую кроме истинных графоманов никто не ходит. Настоящие, большие поэты и прозаики, которые тоже живут в Херсоне, от неё давно отвернулись. Она варится в собственном окололитературном соку, занимается потихоньку интригами, спекулирует на своей «значимости», на «именитости», которой никогда и не имела. А ещё она является «литературным локомотивом» для дюжины графоманов, возмечтавших с помощью неё, как с помощью тарана, пробиться на поэтический «Парнас» и стать небожителями. Среди самостоятельно мыслящих литераторов за ней закрепилось прозвище «наша Чичи-баба». Прозвище произошло от её привычки сравнивать себя с Чичибабиным. Как жаль, что она ещё не догадалась сравнивать себя сПушкиным… 

Ещё у нас есть один вор в законе, который живёт в славном городе Цурюпинске. Он приезжает на все литмероприятия проводимые в Херсоне. Он – это гроза всех окрестных женщин, а так же девушек, и даже девочек и старушек… По убеждениям он тоже бандеровец, который во времена «Оранживой революции» яро агитировал за Галицких фашистов и за США. 

А ещё есть у нас одна блудница… Впрочем, не одна… Впрочем – довольно! Не хочу больше, категорически не желаю говорить о низменном и подлом! Но меня интересует только одно: как же все эти люди собираются бичевать общественные язвы, если они сами – это величайшая нравственная язва на теле собственного народа? Как же они собираются являться камертоном добра, красоты и милосердия в человеческом обществе, если их самих надо оградить от общества, чтобы они не развращали и не растлевали его своей душевной низостью и литературной бездарщиной? 

Люди, у которых душа с горбом, которые заматерели в душевной грубости и непорядочности, не достойны пространных упоминаний о их «светозарных» личностях! Изгаженные жизненной «прозой» души - разве они достойны известности?! Когда я вспоминаю обо всех этих траги-комических персонажах, словно живьём сошедших со страниц Гоголя или Зощенко, мне хочется подумать о чём-то светлом, высоком, возвышенном. 


В нашем городе есть и ещё одна талантливая поэтесса, помимо тех, о которых я писал в предыдущих статьях. Это – Ольга Швец. Это самая философски настроенная поэтесса из всех, кого я знаю. Хотя я знаком с нею уже довольно давно (с 1998 года, когда мы вместе стали ходить в литературный клуб «Улей»), мне известно о ней не многое. Она родилась в 1978 году. Окончила Херсонский государственный университет по двум специальностям «Русско-английская филология» и «Правоведенье». Сейчас она является уже маститой поэтессой, ставшей матерью-основательницей и председателем жюри Всеукраинского литературного фестиваля «Антракт». Стихотворения начала сочинять с 4-х лет, но первая публикация появилась в 1994 году. С тех пор поэзия Ольги Швец печатались в газетах "Джерела" и "Свобода" (г. Херсон). В 1997 году вышел первый поэтический сборник под названием "Философия ночи и дня. Ольга широчайше представлена в интернете. 

Поэзия Ольги Швец - вызов брошенный злу прямо и откровенно. «Железный стих, облитый горечью и злостью» - может вслед за Лермонтовым предъявить этому миру поэтесса. Мне особенно нравится её стихотворение, которое называется «Душа поэта». В нём автор изобразила душу тонкого и ранимого человека, поэта, который не приспособлен жить в этом жестоком мире. Он борется с миром, он прячется от него, становясь внутренним иммигрантом, затворником, отшельником. Но мир всё равно достаёт его своими грязными щупальцами. Коленным железом боли, обиды и несправедливости мир выжигает из нежной и благородной души всё лучшее. Под конец стихотворения лирическая героиня перерождается. Она, фактически, умирает, предпочтя заживо замуровать себя в башне из слоновой кости, чем жить в подлом и бездушном человеческом мире. В этом стихотворении поэтесса тончайше и достовернейше показывает подлую, животную суть человеческого общества. И недаром говорили древни: «Homo homini lupus est», что означает: «Человек человеку волк». 

Стихи поэтессы – это крик души. Она всеми фибрами своей нежной души протестует против тех жутких духовно-нравственных реалий, которые господствуют сейчас в жизни. Ольга протестует против «ХЛАМа». Но кому же нужен хлам?- может спросить у меня читатель. Никому,- отвечу я. - Никому, кроме самого же хлама… В поэзии автора центральное место занимает философия. Она тонко чувствует время, которое в её творчестве часто предстаёт перед читателем в облике Вечности. 

Её стихи – это сгусток боли. Часто каждый шаг лирической героини сопровождается душевными муками, нравственными терзаниями. Вот как страшный пост-социалистическо-капиталистический мир может морально издеваться и нравственно калечить благородного человека. Ольга - это женщина-мыслитель и женщина-мудрец высокого полёта. В её творчестве проявляется космизм и интерес к нравственной сути человека. В этом плане её творчество близко к символоромантизму. Ольга – это настоящий мастер художественного слова, который встречается один на тысячу бездарных членов союза писателей. 

Стихи автора близки многим людям, потому что они затрагивают главный вопрос духовности в наше время: как остаться человеком, как под влиянием тяжелых жизненных обстоятельств не стать скотиной. Её поэзия очень эмпирична и идёт очень во многом от жизни.«Время следит за тобою светом немеркнущих звёзд» - очень красиво сказано. Часто проявляется эстетика мученичества. Самое техничное стихотворение: «Как будто в насмешку Над миром, стоят… ». 

Творчество Ольги - это очередная прекрасная жемчужина, попавшая в коллекцию литературных драгоценностей сайта "Древо поэзии". И я как известный литературный гурман и смаковщинник очень рад этому!




* * *

Моя душа – мой дом. 
А в доме есть тайник. 
За потайным замком – 
Там спрятан мой двойник. 
Он не умеет лгать. 
Он не бывает злым. 
Он может зарыдать – 
Он нежен и раним. 
Он искренен всегда. 
Он перед всеми – весь. 
И в том его беда – 
Он беззащитен здесь. 
Такие – не в цене. 
Такие – не живут. 
И, если не извне – 
Их внутренне убьют. 
Хранит двойник тюрьма 
От мира-палача, 
И скоро я сама 
Не подберу ключа.



* * *

Я ненавижу завтрашнее утро,
Которое начнется, как всегда.
И солнце в небе цвета перламутра
Все утвердит своим беззвучным "да". 
Кто будет врать, кто будет лицемерить,
А кто момента искренности ждать,
И ты в попытках верить иль не верить
Опять судьбу не сможешь угадать.
Не раз упустишь ты свою удачу,
И в поисках ответа на вопрос:
"Ну, почему все так, а не иначе?" – 
Возможно, доведешь себя до слез.
Часы упрямо измеряют время,
Которое останется вчера...
Ты вновь проснешься в замкнутой системе, 
Где завтра начинается с утра.



* * *

Если мир вокруг нас
Замыкается в круг
И в мучительный час
Превращает в досуг;
Если мир превращается
В каменный склеп,
Бесполезен, бесцветен,
Невесел, нелеп;
Если город – всего
Декорации, сон,
Кучка карточных домиков,
Глуп и смешон;
Если твой микромир
Погружается в тьму,
Если ты безразличен
Стаешь ко всему, –
Это скоро пройдет,
Переменит свой цвет –
Серо-черный закат
На лазурный рассвет.
Жизнь контрастов полна,
Не забудь эту грань!
Ночь темнее всего
В предрассветную рань.



* * *
Читать удобнее при свете,
Писать удобней в темноте,
Когда один на белом свете
Ты отдан весь своей мечте.
Когда в тиши ночных объятий,
В пустынной, праздничной тиши
Сидишь один ты на кровати
И шепчешь сам себе: "Пиши".
Но, тишиной ночной сраженный,
Ты засыпаешь... Где там стих!..
И лист стихов незавершенных
Уже летит из рук твоих.



* * *

Я во всем виновата, бесспорно,
Я во всем виновата одна.
В том, что в мире большом и просторном
Нет дороги, что нам суждена.
Нам вдвоем не пройтись по аллее
Из акаций и пламенных роз,
Где б ты стал на минутку смелее
И три слова простых произнес.
Наши звезды – из разных вселенных,
Наши души – из разных миров.
Я не ведала слов откровенных,
Ты не ведал неискренних слов.
Нет, не будет удачи повторно!
Извини, не твоя здесь вина.
Я во всем виновата, бесспорно,
Я во всем виновата одна.



* * *

Проходит день,
проходит ночь,
Проходит время,
словно сон,
И сутки прочь,
и месяц прочь,
И остается
только стон.
Стон по мечтам,
что не сбылись,
Возможностям,
что упустил,
Стон по тем дням,
что пронеслись
Без мыслей, памяти
и сил.
В душе застыл
немой протест,
Но – Время – царь,
а мы – рабы,
И каждый пронесет
свой крест
В тысячелетиях
судьбы.



* * *

Завтра успешно
Наступит рассвет,
Солнце появится
В воздухе мутном.
После, конечно,
Пройдет много лет –
Мне больше нравится
Эта минута.
Снег на земле,
Храм луны в небесах,
Звездное пение 
В призрачных весях…
Тысячи лет
На точнейших весах
Эти мгновения
Не перевесят.



* * *
Время шипит под ногами.
Время – большая змея.
Неповторимый орнамент –
Краски всего бытия.
Голой не тронешь рукою,
И не наступишь на хвост.
Время следит за тобою
Светом немеркнущим звезд.
Гипнотизирует взглядом
И за собою ведет
В сумерки вечного ада,
В смертью пылающий лед.
А неизбежных героев,
Не пожелавших идти 
С зомбиобразной толпою
Ждет ядозуб на пути.



* * *

Впереди – пещеры, 
Позади – обвалы. 
Все мы – пионеры 
Судеб небывалых. 
Карты не рисуют, 
Компас не придуман… 
Только ветер дует 
В небе солнцелунном. 
Только волны бьются, 
Только скал обломки, 
Да песчинки вьются 
По стеклу воронки.



* * *

Как будто в насмешку
Над миром, стоят
Столбы вперемежку
С деревьями в ряд.
Стволы из бетона
Не тронет листва,
Железная крона
Суха и мертва.
Ветвями натянет
Прогресс провода,
Но камень не станет
Живым никогда.
Не сможет душой 
Одарить хоть листок
И самый большой
Электрический ток.



* * *

Когда душа стремится ввысь
И ударяется в ворота,
А тело сохраняет жизнь,
То, значит, – здесь твоя работа.
Твоя задача – открывать
Другим Великие Секреты,
Твоя задача – написать
Неповторимые сонеты,
Твоя задача – мир открыть
В сердцах других своим твореньем,
Твоя задача – не прожить
А звездным просиять свеченьем.
А Бог вкладет в твои уста
Свой голос из сиянья века...
Так открывает Высота
Путь Истины для человека.



* * *

День как день. Троллейбус снова,
Снова улица и дом.
Ночь как ночь. И в пол-второго
Я за письменным столом.
Спать не спать? Ко сну не тянет.
И луна глядит в окно.
Завтра снова солнце встанет,
А сегодня – все равно.



* * *

За окном светло, как днем,
Только солнца нет.
Фонари, луна горит,
Звезд далекий свет...
И ночная тишина
Не дает уснуть
Мудрецам, что без конца
Ищут мира суть.



* * *

Ходят люди по небу,
Смотрят люди вниз.
Ищут смысл какой-нибудь,
А находят… жизнь.
Ходят люди, мечутся,
В жизни ищут связь
Меж Сейчас и Вечностью,
А находят… грязь.
Ходят люди, кривятся,
В грязи ищут суть.
Может, посчастливится?
А находят… Путь.
Ходят люди ждут конца 
Бесконечных миль.
Жаждут мудрости сердца,
А находят мир.
Ходят люди по миру.
Смотрят… Видно ли?
Ищут люди… Померли.
По небу пошли?



* * *

Мы взяли в руки молот,
Мы раскололи мир.
А мир был очень молод,
И вновь оброс людьми
В нас что-то испугалось,
Мы захотели вспять,
Но места не осталось,
И дыр не залатать.
Мы захотели солнце,
Мы взяли в руки клей,
Приклеили оконце
И сели ждать гостей.
И солнце засветило,
Стал гость в окно стучать,
Но краски не хватило,
Чтоб дверь нарисовать.
И мы схватили молот,
Бить в стену и в окно,
А за стеной был холод,
И страшно, и темно,
А мир уже разрушен.
И, покорясь судьбе,
Мы вытеснили души,
Чтоб спрятаться в себе.



* * *

Люди друг другу – звери,
Сами в себе – до конца.
В души закрыли двери,
Заперли в клетки сердца.
В панцирях из иголок
Защищены от обид.
В каждом шипе – осколок
Чувства замерзшего скрыт.
Каждый укрыл от яда
Сердце в бронежилет,
Пряча глаза от взгляда
В душу, которой нет.



* * *

Где виднеется лиловый
То ль восход, а то ль закат 
Там волшебные подковы 
На дороге в ряд лежат.
Подходи, бери любую 
И всю жизнь с тобой в пути
Сила дивная, какую
Невозможно превзойти.
Где виднеется лиловый
То ль восход, а то ль закат 
Там волшебные коровы 
На лугу пасутся в ряд.
Подходи, седлай любую 
И всю жизнь с тобой в пути
Слава дивная, какую
Невозможно превзойти.
Где виднеется лиловый
То ль восход, а то ль закат 
Там волшебных звуков слова 
Слышен дивный перекат.
Брось подкову и корову,
И за призраком лети!
Стань безумцем, песнь какого
Невозможно обойти!

Павел Иванов-Остославский
 

[1]Здесь небольшая неточность: кн.П.Н.Трубецкой был избран в Государственный Совет по выборам от Москвы, а не назначен. Это случилось в 1906 году, тогда же семья переехала в Петербург. Автор жила в доме на Знаменке в 1888-1906 годах. [2]Воспоминания кн.В.П.Трубецкого о Казацком см. альманах «ДС» №2 за 1995 г.