1. РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ТЕРРОР ДО РЕВОЛЮЦИИ.

Великий князь Сергей Александрович

Данные о революционном терроре направленного против чиновников, полицейских, жандармов, военных и представителей имущих сословий Российской Империи с февраля 1905 по май 1906 гг.
Убито или ранено 1278 человек:
2 марта 1901 г. - убит Министр просвещения Российской Империи Николай Павлович Боголепов.
В 1902 г. – убит министр внутренних дел Дмитрий Сергеевич Сипягин.
15 июля 1904 г. – убит министр внутренних дел Вячеслав Константинович фон Плеве.
Генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников – 10 персон, в том числе Е.И.В. Великий Князь Сергей Александрович, 21 июля 1906 г. губернатор Самарской губернии Иван Львович Блок, 3 января 1907 г. градоначальник Санкт-Петербурга Владимир Фёдорович фон дер Лауниц;
Вице-губернаторов и советников губернских правлений – 5 персон; Полицмейстеров, уездных начальников и исправников – 21 персона; Жандармских офицеров – 8 персон;
Генералов – 8 персон, в том числе в августе 1906 г. командир Лейб-гвардии Семёновского полка генерал-майор Свиты Е.И.В. Г.А. фон Минн; Офицеров армии – 7 персон;
Приставов и их помощников – 79 персон;
Околоточных надзирателей – 125 чинов;
Городовых – 346;
Урядников – 57;
Стражников – 257;
Нижних чинов Корпуса жандармов – 55;
Агентов Охранного отделения Департамента полиции МВД – 18; Гражданских чинов – 85;
Духовных лиц – 12 персон;
Представителей сельских властей (глав общин) – 52 персоны; Помещиков-землевладельцев – 51 персона;
Фабрикантов и старших служащих на фабриках – 54;
Банкиров и крупных торговцев – 29 персон.

Император Николай II в Ставке Верховного Главнокомандующего, Могилев, 1915.

«Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил Армией и Колчак - Флотом. Кроме того - никаких трудных действий больше не требовалось: оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словами - держаться; вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы.

В марте Царь был на Престоле; Российская Империя и Русская Армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна.

Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской Империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна.

В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Дело не в том, кто проделывал работу, кто начертывал план борьбы: порицание или хвала за исход довлеют тому, на ком авторитет верховной ответственности. Почему отказывать Николаю II в этом суровом испытании?.. Бремя последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где все неисповедимо, давать ответы приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или устоять? Вот - поля сражений Николая II. Почему не воздать ему за это честь? Самоотверженный порыв Русских армий, спасший Париж в 1914 г.; преодоление мучительного безснарядного отступления; медленное восстановление сил; брусиловские победы; вступление России в кампанию 1917 г. непобедимой, более сильной, чем когда-либо; разве во всем этом не было его доли? Несмотря на ошибки большие и страшные, тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру - к этому моменту он выиграл Войну для России.

Вот его сейчас сразят. Вмешивается темная рука, сначала облеченная безумием. Царь сходит со сцены. Его и всех его любящих предают на страдание и смерть. Его усилия преуменьшают; его действия осуждают; его память порочат… Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригодным? В людях талантливых и смелых; людях честолюбивых и гордых духом; отважных и властных - недостатка не было. Но никто не сумел ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю, заживо, как древле Ирод, пожираемая червями».

WINSTON CHURCHILL’S WORDS ON THE REIGN OF EMPEROR NICHOLAS II. The Russian Empire, Winston Churchill. The World Crisis. 1916-1918. Vol. I. London, 1927. Pp. 223-225.

“Surely to no nation has Fate been more malignant than to Russia. Her ship went down in sight of port. She had actually weathered the storm when all was cast away. Every sacrifice had been made; the toil was achieved. Despair and Treachery usurped command at the very moment when the task was done.

The long retreats were ended; the munition famine was broken; arms were pouring in; stronger, larger, better equipped armies guarded the immense front; the depots overflowed with sturdy men. Alexeieff directed the Army and Koltchak the Fleet. Moreover, no difficult action was now required: to remain in presence: to lean with heavy weight upon the far-stretched Teutonic line: to hold without exceptional activity the weakened hostile forces on her front: in a word, to endure—that was all that stood between Russia and the fruits of general victory. Says Ludendorff, surveying the scene at the close of 1916:

' Russia, in particular, produced very strong new formations, divisions were reduced to twelve battalions, the batteries to six guns; new divisions were formed out of the surplus fourth battalions and the seventh and eighth guns of each battery. This reorganization made a great increase of strength.'

It meant in fact that the Russian Empire marshalled for the campaign of'1917 a far larger and better equipped army than that with which she had started the war. In March the Czar was on his throne; the Russian Empire and people stood, the front was safe, and victory certain.

It is the shallow fashion of these times to dismiss the Czarist regime as a purblind, corrupt, incompetent tyranny. But a survey of its thirty months' war with Germany and Austria should correct these loose impressions and expose the dominant facts. We may measure the strength of the Russian Empire by the battering it had endured, by the disasters it had survived, by the inexhaustible forces it had developed, and by the recovery it had made. In the Governments of States, when great events are afoot, the leader of the nation, whoever he be, is held accountable for failure and vindicated by success. No matter who wrought the toil, who planned the struggle, to the supreme responsible authority belongs the blame or credit for the result.

Why should this stern test be denied to Nicholas II ? He had made many mistakes, what ruler had not ? He was neither a great captain nor a great prince. He was only a true, simple man of average ability, of merciful disposition, upheld in all his daily life by his faith in God. But the brunt of supreme decisions centred upon him. At the summit where all problems are reduced to Yea or Nay, where events transcend the faculties of men and where all is inscrutable, he had to give the answers. His was the function of the compass-needle. War or no war ? Advance or retreat ? Right or left ? Democratize or hold firm ? Quit or persevere ? These were the battlefields of Nicholas II. Why should he reap no honour from them? The devoted onset of the Russian armies which saved Paris in 1914; the mastered agony of the munitionless retreat;the slowly regathered forces; the victories of Brusiloff; the Russian entry upon the campaign of 1917, unconquered, stronger than ever; has he no share in these ? In spite of errors vast and terrible, the regime he personified, over which he presided, to which his personal character gave the vital spark, had at this moment won the war for Russia.

He is about to be struck down. A dark hand, gloved at first in folly, now intervenes. Exit Czar. Deliver him and all he loved to wounds and death. Belittle his efforts, asperse his conduct, insult his memory; but pause then to tell us who else was found capable. Who-or what could guide the Russian State ? Men gifted and daring; men ambitious and fierce; spirits audacious and commanding —of these there was no lack. But none could answer the few plain questions on which the life and fame of Russia turned. With victory in her grasp she fell upon the earth, devoured alive, like Herod of old, by worms. But not in vain her valiant deeds. The giant mortally stricken had just time, with dying strength, to pass the torch eastward across the ocean to a new Titan long sunk in doubt who now arose and began ponderously to armfell on March 16; on April 6 the United States entered the war”.

Иван Григорьевич Щегловитов. 1861-1918.

Уже к 15 марта (по старому стилю) 1917 года только на Балтийском флоте анархистами-кокаинистами, большевиками-интернационалистами, левыми эсерами и прочей сволочью было убито 76 офицеров и адмиралов.

Но т.н. "советская историческая наука" почему-то постановила считать датой начала Красного Террора 5 сентября 1918 года, когда вышло соответствующее постановление Совета Народных Комиссаров РСФСР «О красном терроре», как бы "узаконившее" бессудные казни.

Тогда, в день официального объявления в РСФСР Красного Террора, состоялся публично-показательный расстрел в подмосковном Петровском парке.

Воспоминания об этом расстреле оставил присутствовавший на нём адвокат двоих из расстрелянных Сергей Кобяков:

"Утром 5 сентября... чекисты заявили заключённым, что Чрезвычайная комиссия требует арестованных на Лубянку для передопроса... На Лубянку из всех мест заключения было привезено много народа. Там им было объявлено, что все они сегодня будут расстреляны. Это известие благодаря своей неожиданности произвело потрясающее впечатление. Раздались слёзы, послышались истерические крики... Расстреляли всех в Петровском парке. Казнь была совершена публично. Чекисты выкрикивали имена казнимых. Указывая на Щегловитова, они кричали: "Вот бывший царский министр, который всю жизнь проливал кровь рабочих и крестьян...".

Бывший председатель Государственного совета и министр юстиции Империи Иван Щегловитов считался покровителем черносотенных организаций и одним из инициатором "дела Бейлиса" против жыдов-хасидов в Киеве.

Как он вёл себя перед расстрелом?

Кобяков:

"Старик Щегловитов, перекрестившись, сказал спокойным, твёрдым голосом: "Рад умереть за Царя и Россию".

В конце 1916 года Государь начал осуществлять, видимо давно продуманный Им, план государственных преобразований, призванный восстановить Неограниченное Самодержавие. Ключевым пунктом этого плана являлось изменение Основных Законов Российской Империи. Оно было невозможно без полной лояльности Государственного Совета. Для начала нужно было поставить во главе Госсовета деятельного человека твердых монархических взглядов, преданного своему Государю. Выбор Императора пал на Щегловитова. 1 января 1917 года он был награжден орденом Св. Александра Невского и назначен председателем Государственного Совета. Однако он успел провести всего только два заседания.

Щегловитов, как один из самых опасных противников заводил масонского заговора, был арестован уже на второй день после февральского переворота, и с того дня до самой гибели томился в тюрьме. При Временном правительстве он сидел в Петропавловской крепости, при большевиках был переведен в "Кресты". На страницах эмигрантского монархического журнала "Двуглавый орел" П.Н. Шабельский-Борк со слов очевидца рассказал о мужественном поведении Щегловитова в тюрьме. Будучи прекрасным знатоком права, он помогал добрым советом простым русским людям оказавшимся по несчастливому стечению обстоятельств в чекистских застенках.