Посълании же приидоша от Святопълка на Льто ночь и подъступиша близ, и слышаша глас блаженааго страстотьрпьца поюща Псалтырь заутрьнюю. Бяше же ему и весть о убиении его. И начать пети: «Господи! Чьто ся умножиша сътужающии! Мънози въсташа на мя»,20 и прочая псалма, до коньца. И начат пети Псалтырь: «Обидоша мя пси мнози и уньци тучьни одьржаша мя».21 И пакы: «Господи Боже мой! На тя уповах, спаси мя».22 Таже по семь канон.23 И коньчавъшю ему утрьнюю, начат молитися, зьря к иконе Господьни рече: «Господи Исус Христе! Иже симь образъмь явися на земли изволивы волею пригвоздитися на крьсте и приим страсть грех ради наших, съподоби и мя прияти страсть!»
И яко услыша шпът зъл окрьст шатьра и трьпьтьн быв и начат сльзы испущати от очию своею и глаголааше: «Слава ти, Господи, о вьсемь, яко съподобил мя еси зависти ради прияти сию горькую съмьрть и все престрадати любъве ради словесе твоего. Не въсхотехом възискати себе сам; ничто же себе изволих по апостолу: “Любы вьсе тьрпить, всему веру емлеть и не ищьть своих си”.24 И пакы: “Боязни в любъви несть – съвьршеная бо любы вън отъмещеть боязнь”.25 Темь, Владыко, душа моя в руку твоею въину, яко закона твоего не забых. Яко Господеви годе бысть – тако буди». И узьреста попин его и отрок, иже служааше ему, и видевъша господина своего дряхла и печалию облияна суща зело, расплакастася зело и глаголаста: «Милый господине наю и драгый! Колико благости испълнен бысть, яко не въсхоте противитися брату своему любъве ради Христовы, а коликы вое дьржа в руку своею!» И си рекъша умилистася.
И абие узьре текущиих к шатьру, блистание оружия и мечьное оцещение. И без милости прободено бысть чьстьное и многомилостивое тело святаго и блаженааго Христова страстотьрпьца Бориса. Насунуша копии оканьнии Путьша, Тальць, Еловичь, Ляшько.
Видев же отрок его, вьржеся на тело блаженааго, рекый: «Да не остану тебе, господине мой драгый, да идеже красота тела твоего увядаеть, ту и аз съподоблен буду с тобою съконьчати живот свой!»
Бяше же сь родъмь угрин, имьньмь же Георгий. И беаше възложил на нь гривьну злату,26 и бе любим Борисъмь паче меры. И ту же и́ проньзоша.
И яко бысть уранен и искочи и-шатьра в оторопе. И нача глаголати стояще округ его: «Чьто стоите зьряще! Приступивъше сконьчаим повеленое нам!» Си слышав блаженый, начат молитися и мил ся им деяти, глаголя: «Братия моя милая и любимая! Мало ми время отдайте, да поне помолюся Богу моему». И възьрев на небо с сльзами и горце въздъхнув начат молитися сицими глаголы: «Господи Боже мой многомилостивый и милостивый и премилостиве! Слава ти, яко съподобил мя еси убежати от прельсти жития сего льстьнааго! Слава ти, прещедрый живодавьче яко сподоби мя труда святыих мученик! Слава ти, Владыко чловеколюбьче, сподобивый мя съконьчати хотение сьрдьца моего! Слава ти, Христе, мъногому ти милосьрдию, иже направи на правый путь мирьны ногымоя тещи к тебе бесъблазна! Призьри с высоты святыня твоея, вижь болезнь сьрдьца моего, юже приях от съродника моего, яко тебе ради умьрщвяем есмь вь сь дьнь, Въмениша мя, яко овьна на сънедь. Веси бо, Господи мой, яко не противлюся ни въпрекы глаголю, а имый в руку вься воя отьца моего и вься любимыя отьцемь моимь, и ничьтоже умыслих противу брату моему. Он же селико, елико възможе, въздвиже на мя. Да “аще бы ми враг поносил, протьрпел убо бых, аще бы ненавидя мене вельречевал, укрыл бых ся”.27 Н ты, Господи, вижь и суди межю мною и межю братъмь моимь. И не постави им, Господи, греха сего, н приими в мир душю мою. Аминь».
И възьрев к ним умиленама очима и спадъшемь лицьмь, и вьсь сльзами облиявъся рече: «Братие, приступивъше, съконьчаите служьбу вашю. И буди мир брату моему и вам, братие».
Да елико слышаху словеса его, от сльз не можааху ни словесе рещи, от страха же и печали горькы и мъногых сльз. Н с въздыханиемь горькымь жалостьно глаголааху и плакаахуся и къжьдо в души своей стонааше: «Увы нам, къняже нашь милый и драгый и блаженый, водителю слепыим, одеже нагым, старости жьзле, казателю ненаказаным! Кто уже си вься исправить? Како не въсхоте славы мира сего, како не въсхоте веселитися с чьстьныими вельможами, како не въсхоте величия, еже в житии семь. Къто не почюдиться великууму съмерению, къто ли не съмериться, оного съмерение видя и слыша?»
И абие усъпе, предав душю свою в руце Бога жива, месяца июлия в 24 дьнь, преже 9 каланд агуста.28
Избиша же и отрокы многы. С Георгия же не могуще съняти гривьны и отсекъше главу, отъвьргоша и́ кроме. Да темь и последь не могоша познати тела его.
Блаженааго же Бориса обьртевъше в шатьр възложивъше на кола, повезоша. И яко быша на бору, начат въскланяти святую главу свою. И се уведев Святоплък, послав два варяга и прободоста и́ мечьмь в сьрдьце. И тако съконьчася и въсприят неувядаемый веньць. И положиша тело его принесъше Вышегороду у цьркъве святааго Василия в земли погребоша.
И не до сего остави убийства оканьный Святопълк, н и на большая неистовяся, начат простиратися. И яко видеся желание сьрдьце своего уже улучив, абие не въспомяну зълааго своего убийства и многааго убо съблажнения, и ни малы поне на покаяние преклонися. Н ту абие въниде в сьрдьце его сотона и начаты и́ пострекати вящьша и горьша съдеяти и множайша убийства. Глаголааше бо в души своей оканьней: «Что сътворю? Аще бо до сьде оставлю дело убийства моего, то дъвоего имам чаяти: яко аще услышать мя братия моя, си же варивъше въздадять ми и горьша сих. Аще ли и не сице, то да ижденуть мя и буду чюжь престола отьца моего, и жалость земле моея сьнесть мя, и поношения поносящиих нападуть на мя, и къняжение мое прииметь ин и в дворех моих не будеть живущааго. Зане егоже Господь възлюби, а аз погнах и к болезни язву приложих, приложю к безаконию убо безаконие. Обаче и матере моея грех да не оцеститься и с правьдьныими не напишюся, н да потреблюся от книг живущиих». Якоже и бысть, еже последи съкажем. Ныне же несть время, н на предълежащее възвратимъся.
И си на уме си положив, зълый съветьник дияволь, посла по блаженааго Глеба рек: «Приди въбързе. Отьць зоветь тя и несъдравить ти вельми».
Он же въбързе, в мале дружине, въсед на конь поеха. И пришед на Вългу, на поле потъчеся под нимь конь в рове, и наломи ногу малы. И яко приде Смолиньску и поиде от Смолиньска, яко зьреим едино, ста на Смядине29 в кораблици. И в се время пришьла бяаше весть от Передъславы30 к Ярославу о отьни съмьрти. И присла Ярослав к Глебу река: «Не ходи, брате! Отьць ти умьрл, а брат ти убиен от Святопълка».
И си услышав блаженый възъпи плачьмь горькыимь и печалию сьрдьчьною и сице глаголааше: «О увы мне, господине мой, от двою плачю плачюся и стеню, дъвою сетованию сетую и тужю. Увы мне, увы мне! Плачю зело по отьци, паче же плачюся и отъчаяхъся по тебе, брате и господине Борисе. Како прободен еси, како без милости прочее съмрьти предася, како не от врага, н от своего брата пагубу въсприял еси? Увы мне! Уне бы с тобою умрети ми, неже уединену и усирену от тебе в семь житии пожити. Аз мнех въбързе узьрети лице твое ангельское, ти се селика туга състиже мя, и уне бы ми с тобою умрети, господине мой! Ныне же что сътворю аз, умиленый, очюженый от твоея доброты и от отьца моего мъногааго разума? О милый мой брате и господине! Аще еси уполучил дрьзновение у Господа, моли о моемь унынии, да бых аз съподоблен ту же страсть въсприяти и с тобою жити, неже в свете семь прельстьнемь».
И сице ему стенющю и плачющюся и сльзами землю омачающю с въздыхании частыими Бога призывающю, приспеша вънезапу посълании от Святопълка зълыя его слугы, немилостивии кръвопийце, братоненавидьници люти зело, сверепа звери душю имущю.
Святый же поиде в кораблици и съретоша и́ устие Смядины. И яко узьре я святый, въздрадовася душею, а они узьревъше и омрачаахуся и гребяахуся к нему, а сь целования чаяяше от них прияти. И яко быша равьно пловуще, начаша скакати зълии они в лодию его, обнажены меча имуще в руках своих, бльщащася, акы вода. И абие вьсем весла от руку испадоша, и вьси от страха омьртвеша. Си видев блаженый, разумев яко хотять его убити, възьрев к ним умиленама очима и сльзами лице си умывая, съкрушенъмь срьдьцьмь, съмеренъмь разумъмь и частыимь въздыханиемь, вьсь сльзами разливаяся, а телъм утьрпая, жалостьно глас испущааше: «Не деите мене, братия моя милая и драгая! Не деите мене, ни ничто же вы зъла сътворивъша! Не брезете, братие и господье, не брезете! Кую обиду сътворих брату моему и вам, братие и господье мои? Аще ли кая обида, ведете мя к князю вашему, а к брату моему и господину. Помилуйте уности моее, помилуйте, господье мои! Вы ми будете господие мои, а аз вам раб. Не пожьнете мене от жития не съзьрела, не пожьнете класа, не у же съзьревъша, н млеко безълобия носяща! Не порежете лозы не до коньца въздрастъша, а плод имуща! Молю вы ся и мил вы ся дею. Убойтеся рекъшааго усты апостольскы: “Не дети бывайте умы, зълобиемь же младеньствуйте, а умы съвьршени бывайте”.31 Аз, братие, и зълобиемь и въздрастъмь еще младеньствую. Се несть убийство, н сырорезание! Чьто зъло сътворих съведетельствуйте ми, и не жалю си. Аще ли кръви моее насытитися хочете, уже в руку вы есмь, братие, и брату моему, а вашему князю».
И не поне единого словесе постыдешася, н яко же убо сверепии зверие, тако въсхытиша его. Он же видев, яко не вънемлють словес его, начат глаголати сице: «Спасися, милый мой отьче и господине Василие, спасися, мати и госпоже моя, спасися и ты, брате Борисе, старейшино уности моея, спасися и ты, брате и поспешителю Ярославе, спасися и ты, брате и враже Святопълче, спасетеся и вы, братие и дружино, вьси спасетеся! Уже не имам вас видети в житии семь, зане разлучаем есмь от вас с нужею». И глаголааше плачася: «Василие, Василие, отьче мой и господине! Приклони ухо твое и услыши глас мой, и призьри и вижь приключьшаяся чаду твоему, како без вины закалаем есмь. Увы мне, увы мне! Слыши небо и вънуши земле. И ты, Борисе брате, услыши гласа моего. Отьца моего Василия призъвах и не послуша мене, то ни ты не хочеши мене послушати? Вижь скьрбь сьрдьца моего и язву душа моея, вижь течение сльз моих, яко реку! И никтоже не вънемлеть ми, н ты убо помяни мя о мне к обьщему Владыце, яко имея дьрзновение и престоя у престола его».
И начат, преклонь колене, молитися сице: «Прещедрый и премилостиве Господи! Сльз моих не премълчи, н умилися на мое уныние. Вижь съкрушение сьрдьца моего: се бо закалаем есмь, не вемь, чьто ради, или за котерую обиду не съведе. Ты веси, Господи, Господи мой! Вемь тя рекъша к своим апостолом яко: “За имя мое, мене ради възложать на вы рукы, и предани будете родъмь и другы, и брат брата предасть на съмьрть и умьртвять вы имене моего ради”.32 И пакы: “В тьрпении вашем сътяжите душа ваша”.33 Вижь, Господи, и суди: се бо готова есть душа моя пред тобою, Господи! И тебе славу въсылаем, Отьцю и Сыну и Святууму Духу, ныне и присно и в векы веком. Аминь».
Таче възьрев к ним умиленъмь гласъмь и измълкъшьмь грьтаньмь рече: «То уже сътворивъше приступльше сътворите, на не же посълане есте!»
Тъгда оканьный Горясер повеле зарезати и́ въбързе. Повар же Глебов, именьмь Търчин, изьм ножь и, им блаженааго, и закла ̀и яко агня непорочьно и безлобиво, месяца септября в 5 дьнь, в понеделник.
И принесеся жьртва чиста Господеви и благовоньна, и възиде в небесныя обители к Господу, и узьре желаемааго си брата и въсприяста веньца небесныя егоже и въжелеста, и въздрадовастася радостию великою неиздреченьною, юже и улучиста.
Оканьнии же они убойце възвративъшеся к посълавъшюуму ̀я, якоже рече Давыд: «Възвратяться грешьници в ад и вьси забывающии Бога».34 И пакы: «Оружие извлекоша грешьници, напрягоша лук свой заклати правыя сьрдьцьмь и оружие их вънидеть в сьрдьца их, и луци их съкрушаться, яко грешьници погыбънуть».35 И яко съказаша Святопълку, яко «сътворихом повеленое тобою», и си слышав, възнесеся срьдьцьмь, и събысться реченое псалмопевьцемь Давыдъмь: «Чьто ся хвалиши сильный о зълобе? Безаконие вь сь дьнь неправьду умысли язык твой. Възлюбил еси зълобу паче благостыне, неправьду неже глаголаати правьду. Възлюбил еси вься глаголы потопьныя и язык льстьв. Сего ради раздрушить тя Бог до коньца, въстьргнеть тя и преселить тя от села твоего, и корень твой от земля живущих».36
Убиену же Глебови и повьржену на пусте месте межю дъвема колодама.37 И Господь не оставляяй своих раб, якоже рече Давыд: «Хранить Господь вься кости их, и ни едина от них съкрушиться».38
И сему убо святууму лежащю дълго время, не остави в неведении и небрежении отинудь пребыти неврежену, н показа: овогда бо видеша стълп огньн, овогда свеще горуще и пакы пения ангельская слышааху мимоходящии же путьмь гостие, ини же, ловы деюще и пасуще.
Си же видяще и слышаще, не бысть памяти ни единому же о възискании телесе святааго, дóндеже Ярослав, не тьрпя сего зълааго убийства, движеся на братоубийца оного, оканьньнааго Святоплъка и брани мъногы с нимь съставив. И вьсегда пособиемь Божиемь и поспешениемь святою, победив елико брани състави, оканьный посрамлен и побежен възвращаашеся.
Прочее же сь трьклятый прииде с множьствъмь печенег, и Ярослав, съвъкупив воя, изиде противу ему на Льто и ста на месте, идеже бе убиен святый Борис. И въздев руце на небо и рече: «Се кръвь брата моего въпиеть к тебе, Владыко, якоже и Авелева преже.39 И ты мьсти его, якоже и на ономь положи стонание и трясение40 на братоубиици Каине. Ей, молю тя, Господи, да въсприиметьпротиву тому». И помолися и рек: «О, брата моя, аще и телъмь ошьла еста, н благодатию жива еста и Госповеди предъстоита и молитвою помозета ми!»
И си рек, и поидоша противу собе и покрыша поле Льтьское множьствъмь вои. И съступишася, въсходящю сълнцю, и бысть сеча зла отинудь и съступашася тришьды, и бишася черес дьнь вьсь, и уже к вечеру одоле Ярослав, а сь оканьныий Святопълк побеже. И нападе на нь бес, и раслабеша кости его, яко не мощи ни на кони седети, и несяхуть его на носилех. И прибегоша Берестию41 с ним. Он же рече: «Побегнете, осе женуть по нас!» И посылахуть противу, и не бе ни гонящааго, ни женущааго в след его. И, лежа в немощи, въсхопивъся глаголааше: «Побегнемы еще, женуть! Ох мне!» И не можааше тьрпети на единомь месте, и пробеже Лядьску землю гоним гневъмь Божиемь.
И прибеже в пустыню межю Чехы и Ляхы,42 и ту испроврьже живот свой зъле. И прият възмьздие от Господа, якоже показася посъланая на нь пагубьная рана и по съмьрти муку вечьную. И тако обою животу лихован бысть: и сьде не тъкъмо княжения, н и живота гонезе, и тамо не тъкъмо царствия небеснааго и еже с ангелы жития погреши, н и муце и огню предасться. И есть могыла его и до сего дьне, и исходить от нее смрад зълый на показание чловеком. Да аще кто си сътворить слыша таковая, си же прииметь и вящьша сих. Якоже Каин, не ведый мьсти прияти и едину прия, а Ламех, зане ведев на Каине, темь же седмьдесятицею мьстися ему.43 Така ти суть отъмьстия зълыим делателем. Якоже бо Иулиян цесарь,44 иже мъногы кръви святыих мученик пролияв, горькую и нечеловечьную съмьрть прия: не ведомо от кого прободен бысть копиемь в сьрдьце въдружен. Тако и сь бегая не ведыйся от кого зълострастьну съмьрть прия.
И оттоле крамола преста в Русьске земли, а Ярослав прея вьсю волость Русьскую. И начат въпрашати о тьльсьх святою, како или кде положена еста. И о святемь Борисе поведаша ему, яко Вышегороде положен есть. А о святемь Глебе не вьси съведяаху, яко Смолиньске убиен есть. И тъгда съказаша ему, яже слышаша от приходящиих отътуду, како видеша свет и свеще в пусте месте. И то слышав, посъла Смолиньску на възискание презвутеры, рекый, яко: «То есть брат мой». И обретоша и́ идеже беша видели, и шьдъше с крьсты и с свещами мъноземи, и с кандилы, и с чьстию многою и́ въложьше в корабль,45 и пришедъше положиша и́ Вышегороде, идеже лежить и тело преблаженааго Бориса и раскопавъше землю, и тако же положиша ̀и, недоумеюще, якоже бе лепо пречьстьне.
Се же пречюдьно бысть и дивьно и памяти достойно; како и колико лет лежав тело святаго, то же не врежено пребысть, ни от коегоже плътоядьца, ни беаше почьрнело, яко же обычай имуть телеса мьртвых, н светьло и красьно и цело и благу воню имущю. Тако Богу съхранивъшю своего страстотьрпьца тело.
И не ведяху мнози ту лежащю святою страстотьрпьцю телесу. Н якоже рече Господь: «Не можеть град укрытися врьху горы стоя, ни свеще въжьгъше спудъмь покрывають, н на светиле поставляють, да светить тьмьныя».46 Тако и си святая постави светити в мире, премногыими чюдесы сияти в Русьскей стороне велицей, идеже множьство стражющиих съпасени бывають: слепии прозирають, хромии быстрее сьрны рищуть, сълуции простьрение приемлють.
Н или могу вься съповедати или съказаати творимая чюдесы, по истине ни вьсь мир можеть понести, яже деються предивьная чюдеса и паче песъка морьскааго. И не ту единде, н и по вьсем сторонам и по вьсем землям преходяща, болезни вься и недугы отъгонита, сущиих в тьмьницах и в узах посещающа. И на местех идеже мученьчьскыимь веньцьмь увязостася, съзьдане быста цьркви в имя ею. Да и ту тако же многа чюдеса посещающа съдеваета.
Темьже ваю како похвалити не съвем или чьто рещи недоумею и не възмогу. Ангела ли ва нареку, иже въскоре обретаетася близ скърбящиих, н плътьскы на земли пожила еста в чловечьстве. Чловека ли ва именую, то паче всего чловечьска ума преходита множьствъмь чюдес и посещениемь немощьныих. Цесаря ли, князя ли ва проглаголю, н паче чловека убо проста и съмерена съмерение бо сътяжала еста, имьже высокая места и жилища въселистася.
По истине вы цесаря цесарем и князя кънязем, ибо ваю пособиемь и защищениемь князи наши противу въстающая дьржавьно побежають, и ваю помощию хваляться. Вы бо тем и нам оружие, земля Русьскыя забрала и утвьржение и меча обоюду остра, има же дьрзость поганьскую низълагаем и дияволя шатания в земли попираем. По истине несумьньне рещи възмогу: вы убо небесьная чловека еста, земльная ангела, стълпа и утвьржение земле нашея. Темьже и борета по своемь отьчьстве и пособита, якоже и великий Димитрий47 по своемь отьчьстве. Рек: «Аще убо и веселящемъся им с ними бех, тако же и погыбающем им с нимь умьру». Н обаче сий великый милъсьрдый Димитрий о единомь граде сице извеща, а вы не о единомь бо граде, ни о дъву, ни о вьси попечение и молитву въздаета, н о всей земли Русьскей!
О, блаженая убо гроба приимъши телеси ваю чьстьнеи акы съкровище мъногоценьно! Блаженая цьркы, в нейже положене быста раце ваю святеи, имущи блаженеи телеси ваю, о Христова угодьника! Блажен по истине и высок паче всех град русьскыих и выший град, имый в себе таковое скровище. Ему же не тъчьн ни вьсь мир. Поистине Вышегород наречеся – выший и превыший город всех; въторый Селунь явися в Русьске земли, имый в себе врачьство безмьздьное, не нашему единому языку тъкъмо подано бысть Бъгъмь, н и вьсей земли спасение. От всех бо стран ту приходяще туне почьреплють ицеление, якоже и в святыих Евангелиих Господь рече святым апостолом яко: «Туне приясте, туне и дадите».48 О сих бо и сам Господь рече: «Веруяй в мя, дела, яже аз творю и т сътворит и больша тех».49
Н о блаженая страстотьрпьца Христова, не забываита отьчьства, идеже пожила еста в тели, егоже всегда посетъмь не оставляета. Тако же и в молитвах вьсегда молитася о нас, да не придеть на ны зъло, и рана да не приступить к телеси раб ваю. Вама бо дана бысть благодать, да молита за ны, вама бо дал есть Бог о нас молящася и ходатая к Богу за ны. Темьже прибегаем к вама, и с сльзами припадающе, молимъся, да не придеть на ны нога гърдыня и рука грешьнича не погубить нас, и вьсяка пагуба да не наидеть на ны, глад и озълобление от нас далече отъженета и всего меча браньна избавита нас, и усобичьныя брани чюжа сътворита и вьсего греха и нападения заступита нас, уповающиих к вама. И к Господу Богу молитву нашю усьрдьно принесета, яко съгрешихом зело и безаконьновахом премъного, и бещиньствовахом паче меры и преизлиха. Н ваю молитвы надеющеся к Спасу възъпием глаголюще: «Владыко, единый без греха! Призьри с небесе святаго твоего на нас убогых, елма же съгрешихом, н ты оцести, и безаконьновахом, ослаби, претъкнухомъся по пременении, яксь блудьницю оцести ны и яко мытоимьца оправи! Да придеть на ны милость твоя! Да въсканеть на ны чловеколюбие твое! И не ослаби ны преданом быти грехы нашими, ни усънути, ни умрети горкою съмьртию, н искупи ны от настаящааго зла и дажь ны время покаянию, яко многа безакония наша пред тобою, Господи! Сътвори с нами по милости твоей, Господи, яко имя твое нарицаеться в нас, н помилуй ны и ущедри и заступи молитвами пречьстьною страстотьрпьцю твоею. И не сътвори нас в понос, н милость твою излей на овьца пажити твоея, яко ты еси Бог нашь и тебе славу въсылаем Отьцю и Сыну и Святууму Духу ныне и присно и в векы веком. Аминь».»
О Борисе, как бе възъръм. Сь убо благоверьный Борис благого корене сый послушьлив отьцю бе, покаряяся при всемь отьцю. Телъмь бяше красьн, высок, лицьмь круглъмь, плечи велице, тънък в чресла, очима добраама, весел лицьмь, борода мала и ус – млад бо бе еще. Светяся цесарьскы, крепък телъмь, вьсячьскы украшен акы цвет цвьтый в уности своей, в ратьх хръбър, в съветех мудр и разумьн при вьсемь и благодать Божия цвьтяаше на немь.
Сказание и страдание и похвала мученикам святым Борису и Глебу (перевод)
Господи, благослови, отче!
«Род праведных благословится, – говорил пророк, – и потомки их благословенны будут».
Так и свершилось незадолго до наших дней при самодержце всей Русской земли Владимире, сыне Святославовом, внуке Игоревом, просветившем святым крещением всю землю Русскую. О прочих его добродетелях в другом месте поведаем, ныне же не время. О том же, что начали, будем рассказывать по порядку. Владимир имел 12 сыновей, и не от одной жены: матери у них были разные. Старший сын – Вышеслав, после него – Изяслав, третий – Святополк, который и замыслил это злое убийство. Мать его гречанка, прежде была монахиней. Брат Владимира Ярополк, прельщенный красотой ее лица, расстриг ее, и взял в жены, и зачал от нее окаянного Святополка. Владимир же, в то время еще язычник, убив Ярополка, овладел его беременной женою. Вот она-то и родила этого окаянного Святополка, сына двух отцов-братьев. Поэтому и не любил его Владимир, ибо не от него был он. А от Рогнеды Владимир имел четырех сыновей: Изяслава, и Мстислава, и Ярослава, и Всеволода. От другой жены были Святослав и Мстислав, а от жены-болгарки – Борис и Глеб. И посадил их всех Владимир по разным землям на княжение, о чем в другом месте скажем, здесь же расскажем про тех, о ком сия повесть.
Посадил Владимир окаянного Святополка на княжение в Пинске, а Ярослава – в Новгороде, а Бориса – в Ростове, а Глеба – в Муроме. Не стану, однако, много толковать, чтобы во многословии не забыть о главном, но, о ком начал, поведаем вот что. Протекло много времени, и, когда минуло 28 лет после святого крещения, подошли к концу дни Владимира – впал он в тяжкий недуг. В это же время пришел из Ростова Борис, а печенеги вновь двинулись ратью на Русь, и великая скорбь охватила Владимира, так как не мог он выступить против них, и это сильно печалило его. Призвал тогда он к себе Бориса, нареченного в святом крещении Романом, блаженного и скоропослушливого, и, дав ему под начало много воинов, послал его против безбожных печенегов. Борис же с радостью пошел, говоря: «Готов я пред очами твоими свершить, что велит воля сердца твоего». О таких Приточник говорил: «Был сын отцу послушный и любимый матерью своею».
Когда Борис, выступив в поход и не встретив врага, возвращался обратно, прибыл к нему вестник и поведал ему о смерти отца. Рассказал он, как преставился отец его Василий (этим именем назван был Владимир в святом крещении) и как Святополк, утаив смерть отца своего, ночью разобрал помост в Берестове и, завернув тело в ковер, спустил его на веревках на землю, отвез на санях и поставил в церкви святой Богородицы. И как услышал это святой Борис, стал телом слабеть и все лицо его намокло от слез, обливаясь слезами, не в силах был говорить. Лишь в сердце своем так размышлял: «Увы мне, свет очей моих, сияние и заря лица моего, узда юности моей, наставник неопытности моей! Увы мне, отец и господин мой! К кому прибегну, к кому обращу взор свой? Где еще найду такую мудрость и как обойдусь без наставлений разума твоего? Увы мне, увы мне! Как же ты зашло, солнце мое, а меня не было там! Был бы я там, то сам бы своими руками честное тело твое убрал и могиле предал. Но не нес я доблестное тело твое, не сподобился целовать прекрасные твои седины. О, блаженный, помяни меня в месте успокоения твоего! Сердце мое горит, душа мой разум смущает и не знаю, к кому обратиться, кому поведать эту горькую печаль? Брату, которого я почитал как отца? Но тот, чувствую я, о мирской суете печется и убийство мое замышляет. Если он кровь мою прольет и на убийство мое решится, буду мучеником перед Господом моим. Не воспротивлюсь я, ибо написано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». И в послании апостола сказано: «Кто говорит: “Я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец». И еще: «В любви нет страха, совершенная любовь изгоняет страх». Поэтому, что я скажу, что сделаю? Вот пойду к брату моему и скажу: «Будь мне отцом – ведь ты брат мой старший. Что повелишь мне, господин мой?»
И, помышляя так в уме своем, пошел к брату своему и говорил в сердце своем: «Увижу ли я хотя бы братца моего младшего Глеба, как Иосиф Вениамина?» И решил в сердце своем: «Да будет воля твоя, Господи!» Про себя же думал: «Если пойду в дом отца своего, то многие люди станут уговаривать меня прогнать брата, как поступал, ради славы и княжения в мире этом, отец мой до святого крещения. А ведь все это преходяще и непрочно, как паутина. Куда я приду по отшествии своем из мира этого? Где окажусь тогда? Какой получу ответ? Где скрою множество грехов своих? Что приобрели братья отца моего или отец мой? Где их жизнь и слава мира сего, и багряницы, и пиры, серебро и золото, вина и меды, яства обильные, и резвые кони, и хоромы изукрашенные и великие, и богатства многие, и дани и почести бесчисленные, и похвальба боярами своими? Всего этого будто и не было: все с ним исчезло, и ни от чего нет подспорья – ни от богатства, ни от множества рабов, ни от славы мира сего. Так и Соломон, все испытав, все видев, всем овладев и все собрав, говорил обо всем: “Суета сует – все суета!” Спасение только в добрых делах, в истинной вере и в нелицемерной любви».
Идя же путем своим, думал Борис о красоте и молодости своей и весь обливался слезами. И хотел сдержаться, но не мог. И все видевшие его тоже оплакивали юность его и его красоту телесную и духовную. И каждый в душе своей стенал от горести сердечной, и все были охвачены печалью.
Кто же не восплачется, представив пред очами сердца своего эту пагубную смерть?
Весь облик его был уныл, и сердце его святое было сокрушено, ибо был блаженный правдив и щедр, тих, кроток, смиренен, всех он жалел и всем помогал.
Так помышлял в сердце своем богоблаженный Борис и говорил: «Знал я, что брата злые люди подстрекают на убийство мое, и погубит он меня. И когда прольет кровь мою, то буду я мучеником пред Господом моим, и примет душу мою Владыка». Затем, забыв смертную скорбь, стал утешать он сердце свое Божьим словом: «Тот, кто пожертвует душой своей ради меня и моего учения, обретет и сохранит ее в жизни вечной». И пошел с радостным сердцем, говоря: «Господи премилостивый, не отринь меня, на тебя уповающего, но спаси душу мою!»
Святополк же, сев на княжение в Киеве после смерти отца, призвал к себе киевлян и, щедро одарив их, отпустил. К Борису же послал такую весть: «Брат, хочу жить с тобой в любви и к полученному от отца владению добавлю еще». Но не было правды в его словах. Святополк, придя ночью в Вышгород, тайно призвал к себе Путьшу и вышегородских мужей и сказал им: «Признайтесь мне без утайки – преданы ли вы мне?» Путьша ответил: «Все мы готовы головы свои положить за тебя».
Когда увидел дьявол, исконный враг всего доброго в людях, что святой Борис всю надежду свою возложил на Бога, то стал строить козни и, как в древние времена Каина, замышлявшего братоубийство, уловил Святополка. Угадал он помыслы Святополка, поистине второго Каина: ведь хотел перебить он всех наследников отца своего, чтобы одному захватить всю власть.
Тогда призвал к себе окаянный треклятый Святополк сообщников злодеяния и зачинщиков всей неправды, отверз свои прескверные уста и вскричал злобным голосом Путьшиной дружине: «Раз вы обещали положить за меня свои головы, то идите тайно, братья мои, и где встретите брата моего Бориса, улучив подходящее время, убейте его». И они обещали ему сделать это.
О таких пророк говорил: «Скоры они на подлое убийство. Оскверненные кровопролитием, они навлекают на себя несчастья. Таковы пути всех, совершающих беззаконие, – нечестием губят душу свою».
Блаженный же Борис возвратился и раскинул свой стан на Альте. И сказала ему дружина: «Пойди, сядь в Киеве на отчий княжеский стол – ведь все воины в твоих руках». Он же им отвечал: «Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старшего, которого чту я как отца». Услышав это, воины разошлись, и остался он только с отроками своими. И был день субботний. В тоске и печали, с удрученным сердцем вошел он в шатер свой и заплакал в сокрушении сердечном, но, с душой просветленной, жалобно восклицая: «Не отвергай слез моих, Владыка, ибо уповаю я на тебя! Пусть удостоюсь участи рабов твоих и разделю жребий со всеми святыми твоими, ты Бог милостивый, и славу тебе возносим вовеки! Аминь».
Вспомнил он о мучении и страданиях святого мученика Никиты и святого Вячеслава, которые были убиты так же, и о том, как убийцей святой Варвары был ее родной отец. И вспомнил слова премудрого Соломона: «Праведники вечно живут, и от Господа им награда и украшение им от Всевышнего». И только этими словами утешался и радовался.
Между тем наступил вечер, и Борис повелел петь вечерню, а сам вошел в шатер свой и стал творить вечернюю молитву со слезами горькими, частым воздыханием и непрерывными стенаниями. Потом лег спать, и сон его тревожили тоскливые мысли и печаль горькая, и тяжелая, и страшная: как претерпеть мучение и страдание, и окончить жизнь, и веру сохранить, и приуготовленный венец принять из рук Вседержителя. И, проснувшись рано, увидел, что время уже утреннее. А был воскресный день. Сказал он священнику своему: «Вставай, начинай заутреню». Сам же, обувшись и умыв лицо свое, начал молиться к Господу Богу.
Посланные же Святополком пришли на Альту ночью, и подошли близко, и услышали голос блаженного страстотерпца, поющего на заутреню Псалтырь. И получил он уже весть о готовящемся убиении его. И начал петь: «Господи! Как умножились враги мои! Многие востают на меня» – и остальную часть псалма, до конца. И, начавши петь по Псалтыри: «Окружили меня скопища псов и тельцы тучные обступили меня», продолжил: «Господи Боже мой! На тебя я уповаю, спаси меня!» И после этого пропел канон. И когда окончил заутреню, стал молиться, взирая на икону Господню и говоря: «Господи Иисусе Христе! Как ты, в этом образе явившийся на землю и собственною волею давший пригвоздить себя к кресту и принять страдание за грехи наши, сподобь и меня так принять страдание!»
И когда услышал он зловещий шепот около шатра, то затрепетал, и потекли слезы из глаз его, и промолвил: «Слава тебе, Господи, за все, ибо удостоил меня зависти ради принять сию горькую смерть и претерпеть все ради любви к заповедям твоим. Не захотели мы сами избегнуть мук, ничего не пожелали себе, последуя заповедям апостола: “Любовь долготерпелива, всему верит, не завидует и не превозносится”. И еще: “В любви нет страха, ибо истинная любовь изгоняет страх”. Поэтому, Владыка, душа моя в руках твоих всегда, ибо не забыл я твоей заповеди. Как Господу угодно – так и будет». И когда увидели священник Борисов и отрок, прислуживающий князю, господина своего, объятого скорбью и печалью, то заплакали горько и сказали: «Милостивый и дорогой господин наш! Какой благости исполнен ты, что не восхотел ради любви Христовой воспротивиться брату, а ведь сколько воинов держал под рукою своей!» И, сказав это, опечалились.
И вдруг увидел устремившихся к шатру, блеск оружия, обнаженные мечи. И без жалости пронзено было честное и многомилостивое тело святого и блаженного Христова страстотерпца Бориса. Поразили его копьями окаянные Путьша, Талец, Елович, Ляшко.
|
