БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ.

ВВЕДЕНИЕ

В довоенный период 1914 года Россия цвела и духовно и материально. Она была богата гениальными и талантливыми людьми на всех поприщах науки, литературы, искусства;

людьми - создавшими непревзойденную литературу, в науке — мировую славу, в искусстве — образец для подражания. Одаренные личности имели свободу выразить свои мысли, свободу проявить свои дарования на всех поприщах духовного творчества, будь то писатели, артисты, художники, музыканты, ученые. В России была свобода вероисповедания, свобода слова и личная, индивидуальная неприкосновенность.

Россия укреплялась материально. Экономический подъем не ограничивался областью сельского хозяйства, но захваты­вал все отрасли народного хозяйства как в добывающей, так и в обрабатывающей промышленности. Необходимо напом­нить также об одном факте, не всем известном, а именно:

крестьянам принадлежала ВСЯ пахотная площадь в Азиатской России и 80% всей пахотной площади в Европейской России. Россия была житницей и кормилицей Европы вывозила пшеницу, ячмень, овес, лен, табак, масло, яйца, скот.

Россия росла и богатела, как численно, так и материально. В обиходе было неограниченное количество 5 и 10 рублевых золотых монет. Сумма вкладов в банки росла непрерывно, уровень благосостояния населения непрерывно повышался. Россия жила полной жизнью и достигла высокого уровня материального преуспевания.

Франция, как партнер Тройственного Согласия, интересовалась состоянием народного хозяйства своей союзницы России и, по поручению некоторых членов Кабинета Министров, известный французский экономист Эдмонд Тэри произвел обследование русского хозяйства. Отмечая огромные успехи во всех областях хозяйства России, он так заключил свои наблюдения: “Если дела европейских наций будут с 1912 по 1950 год идти так же, как они шли с 1900 по 1912 год, Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой, как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении”.

Столыпинская аграрная реформа 1906 года о единоличной крестьянской собственности с выходом из общины, дала огромный толчок к созданию крепких крестьян хозяев-хуторян и тем самым и развитию сельского хозяйства. Английский писатель Морис Бэринг, проведший несколько лет в России и хорошо ее знавший, так писал в своей книге “Основы России” (1914 г.): “Не было, пожалуй, еще никогда такого периода, когда Россия более процветала бы материально, чем в настоящий момент, или когда огромное большинство народа имело, казалось бы, меньше оснований для недовольства”. Бэринг, наблюдавший оппозиционные настроения в обществе, замечал: “У случайного наблюдателя могло бы явиться искушение воскликнуть: да чего же большего еще может желать русский народ? Подробно изложив точку зрения интелли­гентских кругов, Бэринг отмечает, что недовольство распро­странено, гл. обр., в высших классах, тогда как “широкие массы, крестьянство, в лучшем экономическом положении, чем когда-либо. То, что верно в отношении крестьян, верно в известной мере в отношении остальных слоев населения. Оно в настоящий момент процветает”.

Хозяйственная самодеятельность широких народных масс выразилась в беспримерно быстром развитии кооперации. Для открытия потребительских обществ было достаточно раз­решение местных властей. Уже к 1 января 1912 года число потребительских обществ приближалось к семи тысячам, при­чем сельские кооперативы составляли две трети общего количества. Отдельные кооперативы (напр., Об-во Забайкальских железнодоржных служащих) имели обороты по несколько миллионов рублей. Развитию кооперации весьма способство­вала финансовая помощь Государства. Ссуды Госуд. Банка органам мелкого кредита достигали сотен миллионов рублей.

Но еще более существенным был сдвиг и стихийный рост народного образования. Государственная власть широко шла навстречу Гос. Думе, земствам и городам ежегодно увеличивая кредиты в деле осуществления всеобщего образования.

Пришла война. Россия встала на защиту родственной, православной славянской страны — Сербии. Огромный подъем патриотических чувств, любви к Родине и преданности Пре­столу пронесся по всей земле Российской.

Германия торопилась с войной, так как знала, что к 1920 году Россия закончит свою большую военную и морскую программу и тогда мечтам о проникновении на восток и заво­еваниям славянских земель придет конец. Вооруженная до зубов Германия, со своими союзниками Австро-Венгрией и Турцией, надеялась сокрушить Россию в короткий срок, но просчиталась, встретив жестокий отпор и принимая сокрушительные удары русских армий.

Прошло 2 года войны, были крупные победы, были тяжкие испытания, нервы страны напрягались; казалось, что войне не будет конца. К началу 3-го года войны в России почувствовался недостаток и нехватка многих предметов обихода, так как в первую очередь удовлетворялись нужды многомиллионной армии. Население сочувствовало лозунгу “Все для войны”, но не в достаточной мере сознавало, что это сулит суровые ограничения для тыла; стали ощущаться тяготы вой­ны — Россия не привыкла к товарному голоду и продовольственным ограничениям. Наиболее активная политическая среда, особенно марксистского и либерального направления, воспользовалась затруднениями и неудержимо полилась критика Правительства, раздувались недочеты, твердилось о “темных силах”. В Гос. Думе говорилось о назревшем ограничении царской власти, высказывались требования о “министерстве доверия”. Постепенно и с большим успехом создавалась атмосфера неприязни, недоверия и враждебности к царской власти. В народе уже не было единой мысли и единой воли к борьбе с внешним врагом; произошла утрата сознательного отношения к переживаемому тягчайшему моменту в жизни Государства.

Все воюющие стороны в разной степени переживали усталость от войны, но железная дисциплина военного времени в союзных и враждебных странах и строгая цензура в корне пресекали возникавшее недовольство. В России же борьба с открытым и скрытым недовольством велась амнистиями и ослаблением цензуры. Франция, к своему счастью, имела Клемансо, России же не хватало Столыпина.

Конец 1916 года. Только что закончился победоносный прорыв армиями ген. Брусилова долговременной, сильно укрепленной австрийской позиции. Взяты тысячи пленных, тысячи орудий. Дух войск был выше всякой похвалы, и войска только ждали приказа, чтобы перейти в общее наступление по всему фронту. Русская огромная военная сила была снабжена всеми видами артиллерии и огнеприпасами, укомплектована и ни в чем не нуждалась. Россия гордилась, радовалась, всюду царило полное спокойствие и ничто не предвещало бури. В селах, станицах, хуторах, где ощущался недостаток рабочих рук, шла интенсивная работа и за свой труд крестьяне получали хорошее вознаграждение. Рабочие

на фабриках, получавшие громадные ставки и освобожденные от воинской повинности, работали у своих станков и не помышляли о каких-либо революциях.

И только в столице, либералы всех оттенков плели сплетни, распространяли море клеветы, занимались революционной пропагандой в рабочей и студенческой среде; на столичных заводах преобладающим влиянием пользовалась партия с.-д. большевиков. Солдатская масса, около 200-от тысяч новобранцев в запасных батальонах гвардейских полков — жила столичными слухами, общалась с рабочими настроенными пораженчески. В газетах солдаты читали речи и резолюции против правительства.

Измена бродила вблизи Престола, оправдывая себя патриотическими соображениями. В Гос. Думе шли дебаты, говорилось о необходимости “ответственного министерства”; соц.-революционер Керенский призывал перейти к открытой борьбе с властью.

В конце 1916 года, русское столичное общество, в своей наиболее политически активной среде, было охвачено желанием добиться перемены самодержавного строя. В разгар тяжелой, изнурительной войны, потрясшей все основы государства, близоруким критикам перемена фундамента русской государственности казалась чем-то легким, простым, безболезненным.

ОТРЕЧЕНИЕ

22 февраля (1917) Государь уехал в Ставку, а 23 февраля начались уличные демонстрации, так как из-за снежных заносов замедлилось движение поездов и ощутился недостаток муки в пекарнях. Этот кратковременный недостаток был устранен выдачей муки из интендантских складов, но повод был найден и комитет с.-д партии большевиков Выборгской стороны столицы постановил использовать недовольство для организации всеобщей забастовки; забастовало 90,000 рабочих. 25 февраля волнения распространились на весь город. Шли митинги, произносились революционные речи с лозунгом “долой войну”, всюду появились красные флаги.

В эти первые дни смуты, вместо того чтобы применить строгий закон военного времени и в корне, круто, сурово прекратить возникшие беспорядки, принявшие политический характер, — к демонстрантам было снисходительное отно­шение. Совет Министров не придавал демонстрациям особого значения и был занят конфликтом с Госуд. Думой. Думские настроения казались министрам более серьезными, чем уличные беспорядки и бесчинства.

И это недальновидное, лишен­ное здравого смысла отношение властей к событиям, — дало толчок к дальнейшему развитию бунта. Крайние левые, ненавистники царской власти, пользовались случаем для произнесения зажигательных речей на всех перекрестках; по заводам распространялся лозунг “Вся власть Совету Рабочих Депутатов”.

26 февраля произошло столкновение толпы демонстрантов с полицией, казаками и вызванными им на помощь учебными командами некоторых полков; имелись убитые и раненые. Вечером того дня, председатель Думы Родзянко отправил генералу Алексееву телеграмму, прося доложить Государю, что причина волнений “полное недоверие к власти”, и настаивал на образовании “правительства, пользующегося доверием всего населения”.

27 февраля восстал запасный батальон Волынского полка, был убит начальник учебной команды и солдаты высыпали толпой на улицу. К ним присоединились солдаты Павловского и Литовского полков. К середине дня восставшие овладели большей частью города. Был занят Таврический дворец, в котором обычно заседала Госуд. Дума. Там был образован “Временный Комитет” из представителей умеренных и левых депутатов.

В тот же день и в том же здании Гос. Думы депутаты-социалисты и представители крайне левых партий образовали “Исполнительный Комитет Совета Рабочих Депутатов”. По всем заводам были разосланы “верные люди” и рабочим предлагалось немедленно произвести выборы в Совет. Вечером того же дня состоялось первое собрание этого Совета Рабочих Депутатов.

Председателем Совета был избран Чхеидзе, соц.-дем. Один за другим на трибуну выходили представители восставших полков и обещали “защищать революцию”. Был выбран “Исполнительный Комитет” Совета, где руководителями стали левый С.-р. Александрович, Суханов (Гиммер) и Стеклов (Нахамкес) большевик.

В этот день, 27 февраля, Государственная Дума перестала существовать как реальная величина, но ее имя оказалось весьма сильным орудием в руках революционных сил. От имени Временного Комитета Думы по всей стране рассыла­лись телеграммы, изображавшие положение в совершенно ис­каженном виде. В то время, когда грузовики с красными флагами, переполненные солдатами и вооруженными рабочими, носились по столице; когда группы солдат бродили по улицам, стреляли в воздух и кричали “довольно, повоевали”, — Временный Комитет занялся пропагандой. Был выпущен, од­новременно с “Известиями Совета”, листок в котором давалась версия событий: все, будто бы, началось с “указа” о “роспуске” Думы; Дума не подчинилась, “народ” ее поддержал, полки присоединились к народу и предоставили себя в распоряжение Думы. Это писалось в то время, когда Дума, вообще, уже не могла собраться, когда в ее помещении уже заседал другой, самочинный “парламент” — Совет Рабочих Депутатов, а от имени Родзянко, председателя Думы, объявлялось, что Гос. Дума взяла в руки создание новой власти.

При первом известии о военном бунте, Государь решил отправить в Петроград генерала Н. И. Иванова, популярного в армии, с чрезвычайными полномочиями для восстановления порядка. Он распорядился, чтобы одновременно с трех фронтов было отправлено по две кавалерийских дивизии, по два пехотных полка из самых надежных, и пулеметные команды.

Отдав все распоряжения об отправке войск на Петроград, Государь решил сам выехать в Царское Село, чтобы быть в центре событий на случай необходимости быстрых решений. Этот отъезд из Ставки оказался роковым.

28 февраля в столице царила анархия, в Кронштадте восставшие матросы убили адм. Вирена и многих офицеров, остальных заточили в подземные казематы. Единственной фактической властью был Совет Рабочих Депутатов. Но кто-то сообщил в Ставку совершенно иные данные, которым ген. Алексеев, очевидно, поверил, а именно: “28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие, войска примкнули к Временному Правительству под председательством Родзянко”.

Эти явно ложные сведения, сообщенные кем-то в Ставку, сыграли огромную роль в дальнейшем ходе событий. Сообщения со ссылкой на “достоверные источники” были приняты без проверки, что граничило с легкомыслием. Сведения о “благополучном” течении событий были переданы из Ставки всем командующим фронтами, причем в телеграмме ген. Руз­скому добавлялось чтобы доложить Государю убеждение, что “дело можно привести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию”.

Государь провел 28 февраля в дороге, не получая новых известий. В ночь с 28 февраля на 1 марта в 150 верстах от Петрограда, на ст. Малая Вишера, царские поезда были ос­тановлены, так как на следующей большой станции, Любань, были “революционные войска”. Охрана поезда была сочтена недостаточной для вступления в вооруженную борьбу. Царские поезда были направлены в Псков, в ставку командующего северным фронтом ген. Рузского, куда Государь прибыл ве­чером 1-го марта, после 4 часов, проведенных в пути.

В Петрограде за это время революционные элементы уже успели организоваться. В название Совета Рабочих Депутатов было вставлено “и Солдатских”. Фактическая власть при­надлежала крайне левым: Стеклов (Нахамкес) был могущест­веннее чем Родзянко. Совет Рабочих Депутатов, на заседании 1-го марта, постановил принять меры для обеспечения интере­сов “революционных солдат”. Была составлена резолюция под названием “Приказ № I”. Этот “приказ” состоял из семи пунктов. Солдатам предписывалось:

1) Избирать полковые, батальонные и ротные комитеты;

2) Выбирать депутатов в Совет Рабочих и Солдатских Де­путатов;

3) В политических делах слушаться только Совета и своих комитетов;

4) Думские приказы исполнять только, когда они не про­тиворечат решениям Совета.

5) Держать оружие в распоряжении комитетов и “ни в коем случае не выдавать его офицерам даже по их требованию”.

Последними двумя пунктами объявлялось “равноправие” солдат с офицерами вне строя, отмена отдания чести, титулования и т. д.

Этот приказ, немедленно проведенный в жизнь в Петроградском гарнизоне, — был издан 1-го марта, и на следующий день появился в “Известиях Совета”. В это время между Исполнительным Комитетом Совета и Думским Комитетом происходили переговоры о составлении Временного Правительства. Фактически партия социалистов овладела Петроградским гарнизоном и по этой причине сделалась хозяйкой положения, что однако не помешало Родзянко телеграфировать 1-го марта генералу Рузскому и сообщить, что “прави­тельственная власть перешла в настоящее время к Временному Комитету Госуд. Думы”. Сам Совет всячески поощрял это заявление, так как стремился использовать авторитет Думы в качестве прикрытия и опасался военного движения на Петроград. Совет Рабочих и Солдатских Депутатов предлагал Думскому Комитету взять власть в свои руки, — т. е. открыто поощрял порвать с законностью.

Отряд ген. Иванова достиг вечером 1-го марта Царского Села. По пути железнодорожники пытались задержать поезд, но угроза полевым судом оказалась достаточной.

Положение в Петрограде не оставляло сомнений в том, что никакие политические меры, никакие уступки не могли прекратить анархический солдатский бунт против войны. Только подавление этого бунта могло еще остановить начавшийся развал и дать России шанс продолжать войну. Верные войска еще имелись на фронте: от командующего 3-м конным корпусом ген. графа Келлера и от гвардейской кавалерии посланы были Государю в эти дни выражения готовности за Него умереть; офицеры л.-гв. Преображенского полка в Могилеве заявили, что солдаты держали себя твердо и охотно грузи­лись в вагоны, когда 1-я гвардейская дивизия получила приказ идти в Петроград для подавления беспорядков. Были, конечно, и другие части, верные долгу.

В лагере восставших царила тревога. Свидетели отмечают, что достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание было подавлено. Его можно было усмирить простым перерывом ж.-д. движения с Петроградом, ибо голод через три дня заставил бы Петроград сдаться. Но победить анархию мог только Государь во главе верных ему войск, а не “Ответственный кабинет” из Думских деятелей, находившихся во власти Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. Вообще, всякое правительство, образованное в вос­ставшем Петрограде, было бы пленником солдатской массы.

Между тем, руководители армии, — как ген. Алексеев, так и ген. Рузский, — имели совершенно ложное представление о происшедшем. Они верили, что в Петрограде правительство Гос. Думы, опирающееся на дисциплинированные полки. Они не знали, что все движение происходит под красным флагом. Ради возможности продолжать внешнюю войну, они хотели, прежде всего, избежать междуусобия. Они верили, что в Пе­трограде есть с кем сговориться.

В тот самый час, когда отряд ген. Иванова подходил к Царскому Селу, а совет Рабочих Депутатов принимал “приказ № I”, — Царский поезд прибыл на Псковский вокзал. Командующий северным фронтом, ген. Рузский, доверяя сведениям полученным из Ставки, считал, что в Петрограде порядок, что там уже действует монархическое Временное Пра­вительство во главе с Родзянко.

В тот же вечер, 1-го марта, Государь имел с ген. Рузским разговор, продолжавшийся несколько часов. Ген. Рузский до­казывал необходимость ответственного министерства; Государь возражал, говоря: “Я ответственен перед Богом и Россией за все, что случилось и случится, будут ли ответственны министры перед Думой и Государственным Советом, — безразлично. Я никогда не буду в состоянии, видя, что делается министрами не ко благу России, с ними соглашаться, утешаясь мыслью, что это не моих рук дело”. Государь выска­зывал свое убеждение, что общественные деятели, которые, несомненно, составят первый же кабинет, все люди неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не сумеют справиться со своей задачей.

Неизвестно какими доводами ген. Рузский добился согласия Государя на “ответственное министерство”. Известно одно: еще во время этого разговора, от имени Государя (в 12 ч. 2 мин. ночи с 1 на 2 марта) была 'послана ген. Иванову телеграмма: “Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать”. В то же время ген. Рузский своей властью распорядился прекратить отправку войск в подкрепление ген. Иванову и вернуть обратно уже отправленные эшелоны. То же распоряжение было отправлено в отношении частей предназначенных к отправке с Западного и Юго-Западного фронтов. В Ставку было сообщено, что Государь соглашается поручить Родзянко составление кабинета “из лиц, пользующихся доверием всей России”.