|
1812 года. Декабрь
"9-го вечеру приехал я в Вильну, был у дежурного генерала Коновницына, ночевал у Маркова, а 10-го был у фельдмаршала князя Кутузова. Он меня очень милостиво принял, и я у нево обедал. Вечеру получил себе квартеру и переехал <:> видился я с Остерманом и со всеми генералами.
10-го вечеру приехал государь, и город был илюминован, цесарцы (австрийцы - Авт.) еще оставались в наших границах, принц Шварценберг был в Слониме с 40 т., противу нево послан Дохтуров, по-видимому он отретируется, и наши войска пойдут за границу в Варшаву и на Вислу. Сего все ожидают, по приезде государь пожаловал князю Кутузову 1-го класу Георгия.
11-го поутру были мы во дворце и государь благодарил вообще всех генералов за их службу, потом был у разводу. Получил я письмо от жены, что она, благодаря Бога, родила благополучно сына Алексея ноября 16-го".
Пройдя путь зимой 1812 года из Москвы до Варшавы, Дмитрий Михайлович принимает участие в сражении под Бауценом в Саксонии. Здесь Наполеон, несмотря на тяжелые потери, одерживает тактическую победу, заставив союзные войска на время отступить в Силезию (нынче южную Польшу). Тем не менее, общее продвижение союзных сил не запад продолжается. После решающего поражения под Лейпцигом 16-19 октября 1813 Наполеон уже не способен это продвижение остановить. На севере, однако, на берегах Балтийского моря держится форпост - Данциг.
После похода в Саксонии генерал-лейтенант Дмитрий Михайлович Волконский назначается командиром сводного корпуса при осаде русскими и прусским войсками города и крепости Данциг, занятых силами генерала Жана Рапа, одного из самых преданных Наполеону полководцев. Данциг с 60 тыс. населением был сильно укреплен. В начале осады французский гарнизон состоял из не менее10 тыс. боеспособных солдат при общей численности 35 тысяч тыс. человек. С моря Данциг блокировал русский флот. Осада началась в январе 1813 года и длилась целый год.
Русскими войсками под Данцигом командовал генерал-лейтенант Левиз. В апреле 1813 г. блокаду союзными силами возглавил генерал-от-кавалерии герцог Александр Вюртембергский (родной брат вдовствующей императрицы России Марии Федоровны).
Герцог Александр Вюртембергский: Дж. Доу.
Когда герцог вступил в свою должность, численность осаждённых войск превышала осаждающих. Русским не хватало патронов, вначале осадная артиллерия отсутствовала. Осаждающие заняли свои позиции под укреплениями города-крепости, окопались и стали периодически его бомбардировать.
Осенью союзники усилили осадный корпус, его численность достигла почти 40 тыс., из них более 27 тыс. русского ополчения, прусской милиции и казаков. Осадная флотилия состояла из 10 морских кораблей, включая 2 фрегата, и большого числа канонерских лодок.
Данциг, башня Штоктурм - часть оборонных сооружений: Альфред Щеррес.
Из дневника Волконского, сентябрь 1813 года:
"9-го герцог переехал и я с ним из Енмау в Паланген, где и жил я на хорошей дачи, вообще в Оливе и Палангене домы и сады хорошие и жители зажиточны и торговые люди. Осадные пушки уже поставлены на новые батареи близь Лонфура, из коих довольно часто палят, особливо ночью, даже окны дрожат и гром ужасной".
Д.М. Волконский описывает военные действия и свое участие в них не подробно, а лишь в общих чертах, как будто они дело рутинное, обыденное - как будто он уходит на работу утром и возвращается домой вечером. Лаконично он отмечает: "Рескрипт государя к герцогу и награждения пожалованы 9-го числа, о чем и объявляет князь Петр. Мих. Волконской офицыяльно. И так я получил 3-го Георгия того же 17-го, когда имел сражение и командовал войсками".
И все.
Мы узнаем больше о рутинных буднях осадной жизни, о проблемах с продовольствием, об отношениях Волконского с его начальником герцогом Вюртембергским.
"Герцог объявил мне свой план, чтобы послать со стороны наводнения штурмом взойти в Данцыг и овладеть воротами, сделав сильную атаку на Цыганненберг и к Оливским воротам. <:> Адмирал Грейх по сие время еще не предпринимал аттаки на вестроплат и на редуты. Погода очень испортилась, и совсем сырое и осеннее время начинается, даже был мороз малинькой, а у нас начали выгружать пушки и снаряды, а в подводах, коих надо более 2/т. остановка и даже продовольствия не на чем привозить". <:> Я всякой день ужинаю с герцогом, и долго рассуждаем об осаде крепости. 4-го поутру рано флот начал канонаду на вестроплат, герцог поехал смотреть, а я писал письмо к князю Петру Мих., описывал ему сражения 17-го и 21-го и послал записку о гарнизоне Данцига, полученную чрез шпиона, писал также чрез нево и к жене. Флот наш атаковал вестроплат и редуты, но ничево сделать не мог. Много потеряли людей, взорвало одну лодку и пропали все снаряды, а пользы не сделали никакой. Недостаток в подводах до того, что продовольствия люди не имеют. Герцог беспорядком своим спутал всех, а прусаки только что обманывают. Герцог не знает многова, ему не сказывают ни что происходит, ни сколько потери, а он сам очень далеко ездит от дела или сидит на месте".
В этих словах чувствуется некоторый упрек Д. М. Волконского в адрес своего начальника. Но князь писал свой дневник строго "для себя". Может, так же следует отметить, что во многих местах в дневнике упоминается имя князя Петра Михайловича Волконского. Отношения между Дмитрием Михайловичем и Петром Михайловичем были теплыми, они часто встречались и постоянно переписывались, как по служебным и военным, так и по личным делам. Пересылали друг через друга письма своим семьям.
В.декабре1813 года, наконец, пал Данциг. По данным историка Михайловского-Данилевского в плен взяли 14 генералов и 15 тысяч солдат, захвачено 1300 орудий. Поляков и немцев отпустили по домам, 9 тысяч французов были отправлены в Россию как военнопленные.
Д.М. Волконский рисует такую картину капитуляции:
19-го декабря:
"В приказе от герцога назначена церемония на завтрешнее выступление французов и я назначен губернатором Данцыга.<:> Герцог мне поручил учредить войски при выступлении завтре из Данцыга и ими командовать.
21-го я учредил войски близь гласису Гагельбергских укреплений, а в 10 часов французы начали выступать, им отдали всю военную почесть, и они положили оружие <:> Потом вступили мы церемонияльно в крепость Данцых, при перьвых воротах встретил герцога сенат или магистрат. Говорили речь, и потом за Генторовыми воротами девушки говорили речь и поднесли ему венки. При магистрате поднесли ему знамя городовое и весь народ восклицал государя нашева и показывали радость. Повсюду окны были полны народа и улицы. Когда же войски все прошли, были мы у молебна нашево при пушечной пальбе, потом были в их церкви, где более похоже на театр и немало благоговения не приметно, и приехали на квартеру герцога около 6-ти часов. Обед был большой. За обедом мальчик говорил речь и венок поднес. Вечеру город был освещен и был театр Титово милосердие с прологом на случай нашева вступления. Я чрезмерно и устал и озяб, быв в одном мундире и верьхом долгое время. Наша осада и тем замечательна, что со времян Петра Великого русские не делали формальной осады. Часть города превращена в пепел, но в других улицах неприметно.
22-го я начал хлопотать о устранении порядку караулов и собирать бродящих французов и больных. Странно, что прусской полковник граф Донау подписывается комендантом Данцыга и уже мешается в некоторые распоряжения, по незнанию мною немецкого языка очень неприятно командовать в Данцыге".
Итак, волею судеб Дмитрию Михайловичу не довелось быть комендантом острова Мальта на юге Европы в начале своей военной карьеры, зато под ее конец он стал комендантом города Данциг и на берегах Балтийского моря на севере.
Согласно надписи на 48-й стене галерее воинской славы Храма Христа Спасителя, союзников выбыло за время осады 10 тысяч солдат. Потери русских под Данцигом составляли более 4900 человек, из них 1288 убитыми.
За отличия, оказанные при блокаде и взятии этой крепости, награжден орденами Св. Владимира 2-й ст. и прусским Красного Орла 1-й ст.; 12 ноября 1813 года - орденом Св. Георгия 3-го кл. "в воздаяние отличных подвигов мужества, храбрости и распорядительности, оказанных в сражениях против французских войск 17 и 21 августа под Данцигом"
Боевая служба Д. М. Волконского была отмечена многими русскими и иностранными наградами. В "комплект" его орденов входили:
Орден Святой Анны 1-й степени
Орден Святого Георгия - 3 степени
Орден Святого Георгия - 4 степени
Орден Святого Владимира - 2 степени с алмазами
Орден Святого Иоанна Иерусалимского (Мальтийский крест)
Орден Святых Маврикия и Лазаря (Италия)
Орден Красного Орла (Пруссия)
Две золотые шпаги "за храбрость" (одна с алмазами).
После окончания наполеоновский войн князь уходит в отставку в чине генерал-лейтенанта. В феврале 1816 г. он назначается в один из московских департаментов сената и окончательно поселяется в Москве. На лето он уезжает в свое Ярославское имение. Он посвящает свое время домашним делам, воспитанию детей и выполнению сенаторских обязанностей. Тем временем он живо интересуется общественными, политическими и культурными делами, историей, литературой, наукой и религией. Он бывает на вечерах в знаменитом салоне княгини Зинаиды Волконской на Тверской. "Виделся я c княгинею Зенаидою Александровною Волконскою, а она умная и приятная барыня, но предана, кажется, иностранству и излишне свободомыслию", хотя "талант ее в музыке и пении необыкновенной" - комментирует он.
Женат Дмитрий Михайлович был на дочери графа А.И. Мусина-Пушкина, знаменитого собирателя памятников древнерусской письменности и издателя "Слова о полку Игореве". Семья Мусина-Пушкина принадлежала к элите московской литературной интеллигенции.
Дмитрий Михайлович Волконский скончался 7 мая 1835 в возрасте 65 лет. Несмотря на все ордена и боевую славу, портрет князя почему-то не был написан английским художником Джорджем Доу и не был помещен в Военной галерее Зимнего дворца, хотя он имел право на эту честь ничуть не меньше других. Одна из возможных причин - он не ладил с могущественным "временщиком" графом А.А. Аракчеевым, а Аракчеев вместе с императором Александром решал, кого удостоить этой чести, и кого нет. Сам Аракчеев в галерею попал. Впрочем, с Аракчеевым также не ладил князь Петр Михайлович Волконский и в результате конфликта с ним даже подал в отставку.
Кажется, единственное изображение Дмитрия Михайловича Волконского, дошедшее до наших дней этот тот портрет, репродукция которого висит на первой странице этой статьи. Портрет не исполнен большим мастером, но, на мой взгляд, очень хорошо отражает личность героя: задумчивый, спокойный, немножко меланхоличный. Удивительно и то, что его боевая деятельность, многие заграничные походы, крупные соединения войск, которыми он командовал, почти не упоминались ни в русской военно-исторической историографии, ни в энциклопедических словарях XIX - XX веков. Может, это частично объясняется тем, что его дневник (и то частично) впервые увидел свет лишь в самом начале ХХ столетия и если бы не дневник, то постепенно имя одного из настоящих героев России вообще ушло бы в вечное забвение. Тот факт, что о князе Д. М. Волконском в советские времена ничего не писали - не удивителен. Даже если бы о нем много знали, о нем бы мало писали. Далеко, очень далеко - уж он не "свой". Он был олицетворением всего, что противоречит большевизму - помещик, у которого было несколько сот крепостных душ, монархист, консерватор даже по меркам своего времени. По духу и мышлению он во многом остается человеком екатерининских времен XVIII века. О Екатерине II: "великие дела ее на пользу отечества пребудут навсегда незабвенны и память ее священна всем служившим в благополучный и знаменитый век ее" пишет он на склоне лет, а о своих временах: ":вера иссякает, нет истинного величия и пламенной любви к славе отечества, монументов и памятников вековых не делают, но более старинные здания огромные переделываются на фабрики и трактиры, а ежели строют, то с видами прибыли <:> дворянство, теряя достоинство свое, пускается в фабриканты и торговцы, имея в виду один интерес <:.> общего же мнения нет, кроме порицания всего законного, старость не почтена, заслуги не уважены".
"Во второй половине 1820-х - начале 1830-х гг. он чувствует себя обойденным вниманием правительства, уязвлен непризнанием своей "беспорочной службы" на военном и государственном поприще, порицает новоявленных временщиков, возобладавшие повсюду чинопочитание и бюрократическую регламентацию, а когда Николай I приезжает в Москву, избегает под разными предлогами появляться на торжественных приемах". ("Военная Литература" - Дневники и Письма: статья А. Тартаковского).
Эта статья появилась в электронном виде относительно недавно - уже после падения коммунистического режима. В ней впервые были опубликованы выдержки из дневника Д.М. Волконского.
Может, есть и другая причина, почему его "заслуги не уважены". Из дневника явствует, что у князя, несмотря на его бесстрашие на поле боя (о чем он никогда сам не упоминает) был скромный, мягкий характер. Известно, что он не любил "палочную" дисциплину в армии. Лев Николаевич Толстой назвал его "умным, гордым, даровитым человеком". (Родной брат отца Дмитрия Михайловича генерал-аншеф Николай Сергеевич Волконский был дедом Л. Н. Толстого). По дневнику Д. М. Волконского видно как он сочувствует несчастным французам во время отступления страшной для них зимы 1812 года; "без содрагания сего видеть невозможно".
Он был, мне кажется, одним из тех людей, который если он стоит в очереди, то всегда готов пропустить вперед другого. А очередь желающих попасть в портретную галерею героев Отечественной войны Зимнего Дворца была очень длинной.
Похоронен генерал-лейтенант князь Дмитрий Михайлович Волконский в Новодевичьем монастыре.
…………………………………
Сергей Григорьевич Волконский (1788-1865)
Декабрист Сергей Григорьевич Волконский - историческая фигура, знакомая каждому гражданину бывшего СССР из школьной программы. Это понятно. С точки зрения советской идеологии, которая внушалась детям нескольких поколений, декабрист Волконский - революционер, далекий предшественник большевиков, и хотя и дворянин, но потенциальный цареубийца. Это прекрасно вписывалось в эту де "идеологию". Этот Волконский был "наш". А что касается других заслуг героя - в том числе и военных - это не так уж важно.
Прошло 20 лет с тех пор, как Советский Союз перестал существовать, и подобные взгляды исчезли вместе с ним. Это позволяет нам пополнить некоторые пробелы в образе князя Сергея Григорьевича Волконского. Подобно реставратору старинных картин попробуем снять с поверхности идеологическую лакировку, исправить мазки художников более поздних времен, и воссоздать портрет Сергея Григорьевича Волконского поближе к оригиналу - к тому, каким он на самом деле был. При этом ничуть не умаляется его жизненный подвиг - как военный, так и гражданский,
В Париже в 1921 году были опубликованы документы, основанные на семейных воспоминаниях, князя Сергея Михайловича Волконского, внука декабриста. Сама история этих документов интересна. В прологе к ним кн. Сергей Волконский писал:
"Этот небольшой труд был задуман и начат, как дань сыновнего уважения к священной памяти о тех, кто, пройдя юдоль земных печалей, отошли в лучший мир, оставив по себе высокий образ страдания, терпения и смирения. Это дань духовной кpacoте.
Он продолжался и закончен, как дань презрения к тем, ктo, осквернив землю чудовищными преступлениями насилия и зверства, имеют наглость выставлять себя продолжателями тех, кто были движимы не ненавистью, а любовью, не корыстью, а жертвой. Он выпускается в свет, как ответ тем, ктo, в недомыслии своем приравнивают первых кo вторым. Эта книга - требование справедливости".
Париж. 10 Октября 1921 г.
"Весной 1915 г., разбирая вещи в старом шкапу на тогдашней моей квартире в Петербурге (Сергиевская 7), я неожиданно напал на груду бумаг. Часть их лежала вповалку, но большинство было уложено пакетами, завернутыми в толстую серую бумагу; на пакетах этих, запечатанных сургучем и перевязанных тесемками, были надписи: от такого-то к такому-то, от такого-то до такого-то года, от такого-то до такого-то номера; иногда оговорка о пропуске в номерах. В надписях я сейчас же признал почерк моего деда, декабриста Сергее Григорьевича Волконского. Тут же было несколько переплетенных тетрадок. Раскрыв их, я увидел в одной письма матери декабриста, княгини Александры Николаевны Волконской, в других - письма к жене декабриста, княгине Марии Николаевне Волконской, урожденной Раевской, от разных членов ее семьи, родителей, братьев, сестер. Еще было несколько больших переплетенных тетрадок, - это был журнал исходящих писем. Наконец были кипы писем самих декабристов, - Сергее Григорьевича и Марии Николаевны, очевидно, возвращенных моему отцу после смерти адресатов".
"Среди всего этого письменного материала множество рисунков: портреты акварельные, карандашные, виды Сибири, сцены острожной жизни, в числе их портреты работы декабриста Бестужева, карандашные портреты известного шведского художника Мазера, в 50-х годах посетившего Сибирь и зарисовавшего многих декабристов. Одним словом, - с полок старого шкапа глядело на меня 30 лет Сибири (1827-1856), да не одна Сибирь: письма начинались много раньше, с 1803 года, и кончались 1866, годом смерти декабриста Волконского".
И какова была дальнейшая судьба этих архивов?
"Каждую часть издания я предполагал снабдить предисловием. Первое предисловие вышло в свет с первым томом. В силу обстоятельств, этот первый том будет и последним... Ко второй части ("Заточение") предисловие уже было мною написано. Это был рассказ о первых десяти годах сибирского житья; рассказ, составленный исключительно по письмам княгини Марии Николаевны и вместе с тем дававший духовный ее портрет, как он из этих писем вырисовывается. Но эта работа, - как и все мои бумаги, заметки, письма, примечания и прочий рукописный материал, - была отобрана у меня уездными властями в то время, когда все мое имущество было объявлено народной собственностью. Когда в 1919 г. был послан туда делегат от Охраны Памятников, с тем, чтобы вывезти мои работы, он уже ничего не нашел: "бумаги, отобранные в бывшем доме Волконского, были израсходованы в уборной уездной Чрезвычайной Комиссии" (Из официального донесения)".
Вот так.
У князя Сергея Григорьевича Волконского были две жизни, две эпохи - одна гражданская, другая военная, и более яркого контраста между ними трудно себе представить - князя и каторжника. С одной стороны - сибирская жизнь осужденного революционера на дне человеческого существования, с другой стороны - прославленного героя наполеоновских войн, принявшего участие в 58-и сражениях; рекорд достойны книги рекордов Гинесса.
В семье у Сергея Григорьевича было два брата, оба старше его - Николай (Репнин-Волконский - известный тем, что одно время был вице-королем Саксонии) и Никита (тоже генерал и муж знаменитой Зинаиды, урожденной Белосельской-Белозерской). Их сестра - Софья была замужем за светлейшим князем Петром Михайловичем из другой линии Волконских, начальником генерального штаба, умершим в чине генерал-фельдмаршала. Это был тесно-связанный семейный клан.
Князь Сергей Григорьевич родился в 1788 г. Отец его был видным военачальником генерал от кавалерии Григорий Семенович Волконский (1742-1824). "Если мои последующие действия в гражданской жизни, - писал его сын Сергей Григорьевич, - были не на уровне гражданственных убеждений предков моих, тому причиной великие истины, озарившие современную эпоху".
Князь Григорий Волконский участвовал во всех войнах конца XVIII века. Но история его помнить в не меньшей мере за его служение в 1803-1816 гг. губернатором Оренбургской губернии. Он известен как энергичный и абсолютно неподкупный губернатор, который славился своей набожностью, благотворительностью и некоторой "эксцентричностью", особенно в преклонном возрасте.
Отличительную черту многих близких родственников Сергея Волконского можно определить одним словом - "странность" отмечает в своей обширной статье о Сергее Волконском, опубликованной в Интернете в 2009 году, доктор исторических наук, профессор РГГУ Оксана Ивановна Киянская. Некоторые странности в поведении его отца Сергея Григорьевича объяснялись контузией в голову от удара саблей, который князь Григорий получил в одном из сражений Турецкой войны.
В вышедшей в 1898 г. книге М.И. Пыляева "Замечательные чудаки и оригиналы" князь Григорий Волконский описан как один из самых ярких русских "чудаков". Он был известен, например, тем что "выезжал к войскам во всех орденах и, по окончании ученья, в одной рубашке ложился где-нибудь под кустом и кричал проходившим солдатам: "Молодцы, ребята, молодцы!"" Он "любил ходить в худой одежде, сердился, когда его не узнавали, выезжал в город, лежа на телеге или на дровнях". Одно из чудачеств Волконского - это подражание А. В. Суворову. Как и Суворов, оренбургский губернатор любил холод: "зимой и летом ежедневно обливался холодной водой, ходил часто по улицам без верхнего платья и говорил "Суворов не умер. Он во мне!".
Эта черта "причудливости" князя Григория потом до некоторой степени скажется и на его младшем сыне Сергее. Впрочем, феномен эксцентричности нередко встречается, и по сей день, среди европейских аристократов и в элитных академических кругах; особенно он заметен почему-то среди англичан. Но, в старой России их тоже было полно. Читайте "Мертвые души" Н. Гоголя. Там - несколько ярких примеров. М.И. Пыляев отмечал, что "в простом сословии, близком к природе, редко встречаются чудаки". "Причуды" начинаются "с образованием" - "и чем оно выше у народа, тем чаще и разнообразнее являются чудаки".
Образование Сергей Григорьевич получил домашнее и по своему собственному признанию;
"...должен сознаться, было весьма неудовлетворительно. Я четырнадцати лет возраста моего поступил в общественное частного лица заведение - в институт аббата Николя - заведение, славившееся тогда как лучшее. Но по совести должен опять высказать, хоть и уважаю память моего наставника, что преподаваемая нам учебная система была весьма поверхностна и вовсе не энциклопедическая".
В армии Сергей Волконский начал служить с 1806 г. в чине поручика в лейб-гвардии кавалергардского Конного полка, (самого "престижного" русской армии как сказали бы сегодня). Он принимает участие в войне 1806-1807 гг. Четвертой коалиции - Пруссии, Саксонии и России - с Францией. 26 декабря 1806 в Польше в сражение под Пултуском он получает боевое крещение. Эта битва, состоялась шесть недель после сражения при Йене - одной из крупнейших наполеоновских побед. В одном источнике о Йене пишется:
"Поистине, 14 октября 1806 года стал черным днем Пруссии. Ее армия, на которую возлагалось столько надежд, и которая должна была "шапками закидать французов", перестала существовать в один день. Разгром был полный и совершенный".
Под Пултском русские войска под командованием графа Беннигсена дали бой французским. Несмотря на то, что французы потеряли 7000 человек, а русские 5000, Беннигсен был вынужден отступить. Битва кончилась "вничью".
"С первого дня приобык к запаху неприятельского пороха, к свисту ядер, картечи и пуль, к блеску атакующих штыков и лезвий белого оружия, приобык ко всему тому, что встречается в боевой жизни, так что впоследствии ни опасности, ни труды меня не тяготили", - вспоминал Сергей Григорьевич позже.
За участие в этом своем первом сражении 18-летний поручик Волконский получил свой первый орден - Св. Владимира 4-й степени с бантом.
Затем в ходе изнурительной Восточно-прусской кампании следует один бой за другим: при Янкове и Гоффе, при Ланцберге и Прейсиш-Эйлау. За Прейсиш-Эйлау он получает золотой знак и золотую шпагу "За храбрость". Об этой самой кровавой битве в русско-прусско-французской войне стоит сказать несколько слов.
Наполеон хотел захватить древнюю столицу Пруссии Кенигсберг, где помимо всего остального находились главные склады противника. Поперек пути стояла русская и сильно потрепанная после Йены прусская армия. В самой битве под Прейсиш-Эйлау из 78-тысячной союзной армии около 8 тыс. составляли пруссаки. Практически при почти равных силах это был поединок между Наполеоном и Беннигсеном. Очевидцы описывают состояние войск обеих сторон перед битвой. Стояла скверная зимняя переменчивая погода.
О Русских:
"Армия не может перенести больше страданий, чем те, какие испытали мы в последние дни. Без преувеличения могу сказать, что каждая пройденная в последнее время миля стоила армии 1000 человек, которые не видели неприятеля, а что испытал наш арьергард в непрерывных боях! Неслыханно и непростительно, как идут дела. Наши генералы, по-видимому, стараются друг перед другом методически вести нашу армию к уничтожению. Беспорядок и неустройство превосходят всякое человеческое понятие.
Бедный солдат ползёт, как привидение, и, опираясь на своего соседа, спит на ходу... всё это отступление представлялось мне скорее сном, чем действительностью. В нашем полку, перешедшем границу в полном составе и не видевшем ещё французов, состав рот уменьшился до 20-30 человек... Можно верить мнению всех офицеров, что Беннигсен имел охоту отступать ещё далее, если бы состояние армии предоставляло к тому возможность. Но так как она настолько ослаблена и обессилена... то он решился... драться".
О французах:
"Никогда французская армия не была в столь печальном положении. Солдаты каждый день на марше, каждый день на биваке. Они совершают переходы по колено в грязи, без унции хлеба, без глотка воды, не имея возможности высушить одежду, они падают от истощения и усталости... Огонь и дым биваков сделал их лица жёлтыми, исхудалыми, неузнаваемыми, у них красные глаза, их мундиры грязные и прокопчённые".
Французские войска расположились у городка Эйлау. Наполеон вместе с гвардией занял центральную позицию на городском кладбище, обнесенном невысокой каменной стеной, которая сыграла потом немаловажную роль и ходе сражения, и там он разместил свою ставку.
Бой начался ранним утром 8 февраля сильной канонадой обеих сторон. Наполеон расположил свою артиллерию так, что она имела возможность обстреливать крупные массы русских, стоящие почти без прикрытия на открытом пространстве. Денис Давыдов писал: "Черт знает, какие тучи ядер пролетали, гудели, сыпались, прыгали вокруг меня, рыли по всем направлениям сомкнутые громады войск наших и какие тучи гранат лопались над головою моею и под ногами моими!"
В разгаре сражения внезапно налетела сильная снежная буря. Вихри ветра поднимали тучи снега, ослепляя солдат. В результате, атакующие в тот момент французские войска сбились с пути. Корпус маршала Ожеро неожиданно оказался менее чем в 300 шагах прямо напротив большой центральной батареи русских из 72 орудий. Артиллерия стала косить плотные массы вражеской пехоты. За несколько минут корпус потерял 5200 солдат убитыми и ранеными и сам Ожеро был ранен. Русская пехота перешла в контрнаступление. Разгорелся кровопролитный штыковой бой. Одно время русская кавалерия почти прорвалась к ставке Наполеона на кладбище Эйлау. Увидев эту атаку, Наполеон произнес: "Quel Courage!" "Какая отвага!". В последний момент положение французского императора спасла конница маршала Мюрата, которая на всем скаку налетела и врезалась в ряды русских войск.
Ожесточенные бои продолжались с переменным успехом и после наступления темноты. Лишь к 9 часам вечера закончилась канонада с обеих сторон. Обе стороны понесли тяжелые потери. С французской стороны - 22 000 убито и ранено, 5 знамен потеряно. С Русской стороны - 23 000 убито и ранено.
Один из очевидцев отметил: "Никогда прежде такое множество трупов не усевало такое малое пространство. Всё было залито кровью. Выпавший и продолжавший падать снег скрывал тела от удручённого взгляда людей". А маршал Ней, глядя на поле засеянное трупами, воскликнул: "Что за бойня, и без всякой пользы!"
"Никогда прежде..." можно сказать и о другом; сражение кончилось вничью, но это было первой битвой под его руководством за всю свою карьеру, в которой великий французский полководец не смог одержать победу.
После битвы под Прейсиш-Эйлау, поручик князь Сергей Волконский сражается в рядах кавалергардского полка под Гейлсбергом и Фридландом. (В отчаянной атаке этого же полка, под Аустерлицем во главе 4-го эскадрона полутора года до того сражался и был серьезно ранен его старший брат кн. Николай Репнин-Волконский).
| 
