Об участнике наполеоновских войн князе Сергее Александровиче Волконском, двоюродном брате видного военачальника генерал-лейтенанта Дмитрия Михайловича Волконского больше знают во Франции, чем в России. В наши дни его портрет, написанный французским художником, висит в музее города Реймса, примерно в 180 километрах северо-восточнее Парижа. Почему он там? И какими судьбами он туда попал?

Сергей Александрович, сын бригадира князя Александра Сергеевича и Анастасии Алексеевны, урожденной княжны Кольцовой-Мосальской, родился в 1786 году. Когда началась Отечественная война, князь вступил в Московское ополчение. В 1813 году, будучи капитаном ополчения, Сергей Александрович за отличие в сражении был произведен в майоры Архангелогородского полка. В составе этого полка он с мая 1813 года по март 1814 года участвовал в сражениях в Германии и Франции.

Наполеон одержал свою последнюю крупную победу (против превосходивших сил противника) под Дрезденом в Саксонии в августе1813 года, в результате которой русские, прусские, и австрийские войска были временно отброшены на восток в направлении Чехии. Затем последовало его поражение в "битве народов" под Лейпцигом, после чего военные действия перекинулись на территорию самой Франции, где ранней весной 1814 года шли ожесточенные бои. Несмотря на тот факт, что у Наполеона осталось примерно 70 тысяч солдат против почти полумиллионной союзной армии под командованием маршалов Шварценберга (Австрия) и Блюхера (Пруссия), ему удалось одержать несколько местных побед, в том числе под Реймсом.

Победа Наполеона под Реймсом; гравюра.

Однако сражение под Реймсом 1814 года можно считать "лебединой песней" гениального полководца

Как раз в марте 1814 года, когда Реймс находился в руках русских и прусских войск под командованием русского генерала-лейтенанта французского происхождения графа Эммануила де Сен-При (Emmanuel de Saint Priest), Сергей Волконский был назначен комендантом Реймса. Это совпало с боями за город.

В письме от 14 марта 1814 года Наполеон писал своему брату Жозефу: "Вчера я прибыл в Реймс, который был оккупирован генералом Сен-При тремя русскими дивизиями и одной новой - прусской. Я захватил город, взяв двадцать пушек, много багажа, и 5000 пленных. Генерал Сен-При смертельно ранен".

Памятник павшим в этом бою русским офицерам стоит и по сей день на северном кладбище города Реймса.

Но победа союзных войск над наполеоновскими была лишь вопросом времени. 31 марта 1814 года пал Париж, и 6 апреля Наполеон отрекся от своего императорского престола. Реймс заново заняли русские войска, и князь Сергей Волконский приступил к своим обязанностям коменданта города, которые он исполнял почти год.

По словам местного свидетеля (М. Geruzez, "Description de Reims"), в этой должности князь Волконский проявлял внимание к нуждам горожан. Он не допустил пруссаков до реквизиции, которую они незаконно хотели произвести в городе, а в другом источнике говорится: "C'est le gouverneur militaire Serge Volkonsky: qui dirige la place, payant de sa poche les degradations occasionnees par ses troupes en ville." "Военный губернатор Сергей Волконский управляет местом, расплачиваясь из своего собственного кармана за ущерб, причиненный своими войсками в городе".

Городское управление в благодарность за оказанные услуги, поднесло ему ларец, украшенный бриллиантами, с гербом города Реймса и надписью: "Au Prince Wolkonsky, la ville recоnnaissante". "Князю Волконскому от благодарного города".

Покидая Реймс, на элегантном французском языке князь написал мэру следующее письмо:

"Господин мэр, сегодня заканчиваются мои обязательства; господин полковник де Мелен от имени французского правительства принимает на себя командование городом. Будьте любезны, господин барон, оповестить об этом всё управление и всё население города. Пожалуйста, примите мою искреннейшую благодарность жителям города за их хорошее отношение к союзным войскам и в особенности ко мне. Воспоминания о проведенном мною времени в Реймсе будут всегда приятными, и я никогда не перестану желать городу счастья. Примите, господин, выражение совершеннейшей благонамеренности от Вашего покорнейшего слуги".

Впрочем, управление Сергея Александровича Волконского в Реймсе почти совпало по времени с губернаторством в Дрездене и Саксонии князя Николая Репнина-Волконского. В обоих местах они оставили о себе добрую и вечную память. И в обоих местах они несли немалые расходы, связанные с управлением города "из своего собственного кармана".

Князь Сергей Александрович Волконский вышел в отставку в 1820 году и умер 4 марта 1838 года в Москве.

Петр Алексеевич Волконский (1759-1827)

Бригадир князь Петр Алексеевич Волконский известен тем, что находился в Москве во время оккупации ее французами и оставил об этом воспоминания - "У французов в Московском плену 1812 года", написанные вскоре после событий. В этом плену князь провел 22 дня. Об оккупации французами города участники тех событий оставили немало воспоминаний. Но в большинстве случаев они были написаны спустя годы и даже десятилетия и поэтому могут носить частично легендарный характер. Также, каждому читателю Льва Толстого известны яркие сцены из романа "Война и мир", в котором он описывает Москву в те времена. Ценность воспоминаний П.А. Волконского заключается в том, что они представляют собой практически репортаж корреспондента "в прямом эфире" с места событий и, наверное, заслуживают написания докторской диссертации на эту тему. Другой информации о князе Петре Алексеевиче Волконском у автора нет.

О князе Юрие Александровиче Волконском, кроме того, что он участник ополчения 1812 года, впоследствии полковник, и двоюродный брат генерал-лейтенанта Дмитрия Михайловича Волконского других сведений у автора, к сожалению, нет. Возможно, он был младшим братом Сергея Александровича Волконского, коменданта города Реймса. Судя по дате рождения, ему было 16 лет, когда он вступил в ополчение.

Андрей Львович Волконский (1793-1865)

Участник наполеоновских войн Андрей Львович Волконский - из третьей (младшей) ветви князей Волконских, которая берет свое начало от князя Федора Ивановича Тарусского и Волконского, павшего на Куликовом поле в 1380 году. В начале XVIII века представители этой ветви поселились в Воронежской губернии и стали зваться (в том числе среди "столичных" Волконских) - "Воронежскими Волконскими".

"Отец Андрея Львовича, князь Лев Александрович Волконский, был капитаном артиллерии, принимал участие в боевых действиях против турок в Крыму и при отставке в 1777 году получил чин майора фузилёрного полка. Его родовое поместье находилось в селе Варваро-Борки Задонского уезда, и было населено 749 крепостными".

Так, примерно, говорится в источниках давних времен.

Молодой Андрей Львович Волконский поступил в Первый кадетский корпус в 1803 году. Когда в 1812 году началась Отечественная война, он, будучи прапорщиком, пошел служить в действующую армию. Ему тогда было 19 лет. Он был в различных сражениях с французами, участвовал в переходе через реку Рейн в 1813 году и взятии Парижа.

Оборона заставы Клиши в Париже в 1814. Картина О. Верне, который сам был участником обороны Парижа.

30 марта 1814 года русский корпус графа Александра Федоровича Ланжерона после ожесточённых боёв занял господствующую на северных подступах к Парижу возвышенность Монмартр. Столица Франции капитулировала на следующий день, прежде чем Наполеон успел перебросить войска для её спасения. Сражение за Париж стало в кампании 1814 года одним из самых кровопролитных для союзников, потерявших за один день боёв более 8 тысяч солдат из них более 6 тысяч русских.

Князь Андрей Волконский был награжден серебряной медалью в память Отечественной войны 1812 года и медалью за взятие Парижа. Вернувшись на родину после заграничных походов, в 1818 году он ушел в отставку в чине поручика 44-го Егерского полка и поселился в родовом имении, где занялся его управлением. Его военная карьера была короткой. В 25 лет он был уже в отставке. Но за это время он успел пройти от Задонского уезда до Парижа.

Жена князя Андрея Львовича Анастасия Алексеевна (урожденная Буткова) был известная тем, что давала деньги в долг многим воронежцам и занималась благотворительностью (что стало традиционным занятием многих жен из богатого дворянства). Князь Андрей Львович Волконский скончался в 1865 году. Его супруга пережила его на три года. Незадолго до смерти она поровну разделила все свое имущество между детьми, но три тысячи рублей она завещала церквам и монастырям "на вечный помин", восемьсот рублей на оправку иконостаса в церкви великомученицы святой Варвары (построенной князем Львом Петровичем в конце XVIII века) и 250 рублей - для раздачи бедным.

К сожалению более подробных сведений о его прямом предке князе Андрее Волконском и о его супруге Анастасии, у автора данного цикла статей "Волконские в битвах с Бонапартом" - нет.

Несомненно, и другие сведения были бы всем доступны, если бы не произошла большевицкая революция в 1917 году. В результате неё все наши семейные архивы и портреты пропали. Усадьба "Княжьи Борки" в селе Варваро-Борки (сегодня - это Липецкий район) полностью уничтожена. Коммунисты, годы и природа сделали свое дело. Уцелела, однако, в нашем селе Варваринская церковь.

Церковь великомученицы Варвары. Варваро-Борки. Фото автора 2008 г.

Нельзя сказать, что визит летом 2008 года в Варваро-Борки оставил у меня радостные воспоминания. Поляна на склоне холма где стояла усадьба, смотрящая на юг и на речку, заросла по пояс полынью и крапивой. Даже фундаментов дома не видно. Там, где, когда-то кипела жизнь, и звучали голоса, смех и музыка - теперь глухая тишина. И даже в солнечный день в воздухе, мне показалось, висел тлетворный дух разрушения и смерти.

Год спустя 1 июля 2009 в Интернете появилась статья, принадлежащая перу блоггера по имени GOROD48, озаглавленная: "В Липецкой области обнаружены останки князей Волконских". Цитируем дословно:

"Вчера прихожане церкви святой Варвары в селе Варваро-Борки Липецкого района начали обследовать склеп представителей одного из знатнейших родов России.

Останки князей, ведущих свое происхождение от Рюриковичей, обнаружили случайно. Для реставрационных работ в церкви святой Варвары потребовалось обследовать ход в усыпальницу Волконских, которая расположена под полом храма.

Как рассказал GOROD48 житель Варваро-Борок Владимир Янук, выяснилось, что высота хода в склеп - в человеческий рост. Прихожане до усыпальницы не добрались. Поскольку в самом начале пути наткнулись на человеческие останки.

"Мы обнаружили фрагменты черепа, которые, скорее всего, принадлежал ребенку и кости взрослого человека, - сообщил GOROD48 Владимир Янук. - Кроме этого был найден гроб, обитый зеленым сукном и матерчатую ткань под "серебро".

О том, что княжеские останки лежат неподалеку от входа в склеп, знали многие жители Варваро-Борок. В 1929 году храм переоборудовали под складское помещение. Из склепа советские активисты достали гроб одного из князей, открыли его, срезали с кафтана, в который были облачены останки, пуговицы, а затем понесли "сатрапа" по селу. После чего покойника бросили прямо у входа в склеп:

Прихожане храма святой Варвары намерены продолжить обследовать княжескую усыпальницу. В дальнейшем останки князей Волконских упокоят в соответствии с христианскими обрядами.

А историкам и краеведам предстоит ответить на вопрос: "Откуда в склепе останки ребенка?" Считалось, что в склепе были похоронены три представителя рода Волконских, живших в конце XIX - начале XX века: Аполлон Андреевич, его жена Анна Васильевна и их сын Андрей Аполлонович. Об этом свидетельствует мраморное надгробие, которое лежит неподалеку от храма.

Церковь в Варваро-Борках построена в 1782 году князем Львом Александровичем Волконским, который являлся владельцем села и 749 душ крепостных крестьян. Храм в настоящее время нуждается в срочной реставрации".

Может, уместно сказать несколько слов об обитателях "Княжьих Боров", о потомках князя Андрея Волконского и одновременно о моих прямых предках.

Имение Андрея Львовича Волконского перешло по наследству сыну Аполлону. Его сын Михаил Аполлонович воспитывался в Московском пехотном юнкерском училище и затем служил в 145-м пехотном Звенигородском полку. В 1898 году он вышел в отставку подпоручиком. Женат он был на Елене Николаевне Сосновской, дочери генерал-майора. В 1898 у них родился сын Валентин (отец автора данного труда) и в 1900 году - Александр. На пороге XX-го века князь Михаил Волконский и супруга Елена переехали в Москву. Оба они пропали "без вести" осенью 1919 во время Гражданской войны, когда корпус Мамонтова и Шкуро наступал на Москву. Их судьба неизвестна. Может, пытаясь пробраться к белым, они погибли в пути. Может их красные расстреляли без суда и следствия в одном из подвалов ЧК.

В последний раз князь Валентин Михайлович вместе с младшим братом Александром были в родовом имении в Варваро-Борках вскоре после большевицкого переворота. Их там уже ждали большевики. Но их спасли крестьяне, вывезшие их на телеге под сеном. Затем оба сражались в рядах Белой армии. У Валентина Михайловича было железное здоровье. Он пережил ранение пулей навылет через живот и сыпной тиф, который косил почти всех. После поражения Белых братья разными путями оказались в эмиграции.

Я не буду подробно пересказывать здесь то, о чем повествует в своей книге "Прощай, Россия!" моя мать Лидия Александровна Волконская. Её книга вышла в Сан-Франциско в 1973 году. Намечается её выпуск в Российской Федерации в печатном виде в издательстве ИКАР, вместе с моим сокращённом к ней «Эпилоге». Тем временем, вы можете ознакомиться с ее содержанием в Интернете на сайте www.volkonsky.com.

Мой отец был выпускником последнего (ускоренного) выпуска Морского корпуса в 1917 году. Это было уже при Временном правительстве А. Керенского, но он успел еще принять участие в военных действиях против турецкого флота в Черном Море. После эмиграции в Польшу и после окончания Второй мировой войны судьба забросила нашу семью в Англию, и отец вновь пошел на службу во флот - на сей раз в британский - в качестве педагога в штатском в военной школе иностранных языков, которая находилась на авиабазе Крейл, севернее Эдинбурга, на восточном берегу Шотландии.

Кн. В. М. Волконский в первом ряду в штатском. Под фотографией надпись: "Нашему уважаемому флагману Валентину Михайловичу от первого офицерского выпуска. Крейль (Шотландия) 1957 г."

Что касается автора - то тут неуместно и неудобно много говорить о себе. Скажу лишь следующее: вырос я в Англии. Окончил Оксфордский университет. По приглашению Виктора Семеновича Франка, сына выдающего русского философа Семена Франка в 1964 году поступил на службу на Радио Свобода в Мюнхене. Затем работал журналистом на Би-Би-Си в Лондоне, и на Голосе Америки в Вашингтоне. В особенности интересовался историческим темами и среди прочего создал цикл передач из 100 серий под названием "Страницы истории" в основном об истории Второй мировой войны. Теперь я "в отставке". Имею два гражданства - американское и британское. Имею двух сыновей. Первый от бывшей жены - Александр американец, живет в Вашингтоне. Второй от жены Екатерины - Михаил - русский. Имею два места жительства - в Вашингтоне, США и в Саксонии в Германии. Проживал несколько лет в Москве. Тогда была надежда, что Россия вновь станет Россией. Но надежды не оправдались. К власти в Российской Федерации пришёл неосоветский режим, олигархов, воров и бандитов. И везде стоят памятники Ленину и его мощи продолжают гнить в стеклянной коробке в своём мавзолее, а Сталину в кремлёвской стене подносят цветы.

И мы оттуда уехали.

В русскоязыной версии электронной энциклопедии Википедия пишется: "Волконские - известный и древний русский княжеский род. Происходил от Рюрика через Олега Святославича и его потомков" и т.д. Как вы, наверное, заметили, пишется это в прошедшем времени - "Происходил". Это не совсем так. Во-первых, я и мои дети, Слава Богу, живы и здоровы и продолжаем «происходить». Во-вторых, в Эстонии ныне здравствует еще один потомок участников Отечественной войны 1812 года - прямой потомок декабриста Сергея Григорьевича - князь Петр Андреевич Волконский (сын известного композитора Андрея Волконского) и у него тоже есть дети. Кроме того, в Америке живут и другие представители рода, среди которых Джон Пентекост-Волконский (внук белогвардейского офицера Бориса Волконского - у него тоже подрастает потомство) и тёзка автора, Олег Волконский, проживающий в Нью-Йорке. Есть Волконские и во Франции. В России осталось несколько представителей рода по женской линии и экономист князь Борис Александрович Волконский. Никто из нас не перестал "происходить", а происходим. Так что слухи о нашей кончине, как сказал Марк Твен "немножко преувеличены".

Александр первый и Зинаида Волконская: роман в письмах

"ПОВЕРЬТЕ, ЧТО Я НА ВСЮ ЖИЗНЬ ВАШ И СЕРДЦЕМ И ДУШОЙ, И Я СКАЖУ ТАКЖЕ: "ПОЗОР ТОМУ, КТО ДУРНО ОБ ЭТОМ ПОДУМАЕТ". Из письма императора Александра I-го княгине Зинаиде Волконской.

Александр I.

Зинаида Волконская.

«Молодой Александр Первый стал уделять постоянное внимание княжне Зинаиде Александровне Белосельской-Белозерской с 1808 года, когда юная фрейлина появилась при дворе вдовствующей императрицы Марии Федоровны. 8 февраля 1811 года княжну выдали замуж за флигель-адъютанта императорской свиты князя Никиту Григорьевича Волконского (1781-1844), отличившегося в битве с французами под Фридландом. 11 ноября у них родился сын Александр, и император стал его крестным отцом.

Князь Никита Волконский участвовал в походах 1812-1813 года, сражался с французами под Полоцком и Чашниками. В 1813 году Никиту Григорьевича произвели в генерал-майоры и наградили за храбрость золотой шпагой с алмазами. Он находился при Главной квартире и выполнял распоряжения императора. Супруга его следовала за армией, и Александр Первый посылал князя отвезти свои письма Зинаиде Александровне.

В этих письмах отражена непростая история трех русских семей — императорской, Волконских и незаконных отношений Александра Павловича с М.А.Нарышкиной. Здесь же содержатся и интереснейшие сведения о событиях зарубежного похода русской армии, жизни Западной Европы и императорского двора.

Завершилась же эта история в феврале 1826 года, когда гроб с телом императора стоял в Архангельском соборе московского Кремля, охраняемый траурным почетным караулом. В собор вошла дама в черном платье и под черной вуалью, низко поклонилась царскому праху и положила на гроб венок незабудок. Юный камер-юнкер и поэт М.А. Дмитриев узнал княгиню Зинаиду Волконскую. После на римской вилле княгини появился памятник Александру Первому, белый бюст на постаменте того самого красного гранита, из которого сделана знаменитая Александрийская колонна в Санкт-Петербурге».

………………

Если благие намерения и вознаграждаются когда-либо, то ваше очаровательное письмо и стало той наградой, что могла доставить мне вдали от Вас, княгиня, наибольшую радость... Податель сего письма расскажет Вам о том, как наши войска снова отличились; и если даже общий успех не столь велик, как мы могли бы того желать, произошедшие события не менее славны для нашей доблестной армии. Только упорством можно добиться успеха в тяжелом деле. Будем надеяться, что Божественное Провидение благословит наши труды. Мы сейчас находимся в наилучшем положении. Желая успеха нашей армии, я столь же искренне желаю, чтобы он дал мне возможность как можно скорее увидеться с Вами. А пока сохраните для меня местечко в Ваших воспоминаниях, что очень дорого для меня, и напомните обо мне княгине Софье. Примите уверения в моей почтительной и столь же искренней привязанности.

Александр.

Петерсвальдау, 28 мая 1813 г.

... Вы не можете не знать, что с того самого момента, как я познакомился с Вами, я всегда очень высоко ценил все, что исходит от Вас. И все это стало для меня еще более ценно, когда я стал Вам ближе. Я надеялся только на некоторую благосклонность с Вашей стороны, и Ваше восхитительное письмо исполнило все мои желания.

Я боялся, что чувство, в котором я признался Вам, встревожит Вас, но, хотя меня самого и успокаивала твердая уверенность в его чистоте, я очень хотел, чтобы и Вы были покойны. Ваше письмо развеяло мои тревоги и доставило мне тем самым много радости. Ваша приветливость — вот все, на что я считаю себя вправе рассчитывать. Вы говорите, что мое письмо было адресовано Вашему сердцу и что оно им было получено. Позвольте же и это письмо, которое мне столь дорого, отправить в тот же адрес. Оно продиктовано моим сердцем, которое, признаваясь в живом интересе и искренней привязанности к Вам, не таит ничего, в чем оно могло бы себя упрекнуть: более того, я громко признаюсь в своих чувствах не только перед всей вселенной, но и перед Вашим мужем. Это письмо привезет Вам Ваш супруг (sic), и я не боюсь, что он может его прочесть. Простите мне этот невольный порыв. Мне необходимо было показать Вам, как я чувствую. Я не вижу в этом ничего недостойного, что я должен был бы от Вас скрывать.

Я очень благодарен Вам за горячий интерес, который Вы проявляете к нашей армии. Вы знаете уже, что «невеста» со «ста тысячами штыков» заканчивает подготовку своего приданого; конечно, она слишком медлит и заставила нас ждать еще несколько недель и продлить перемирие. Вот почему мы отдыхаем, продолжая готовиться к еще более жестокой битве.

Все Ваши приказания выполнены в точности, и Горячечный курьер принял все, что было ему прописано; он готов отправиться к Вам, поскольку вот уже несколько дней, как жар у него спал. Что касается влюбленного, то он остался без ответа по причине непростительной небрежности графа Толстого, которому было поручено написать ему, что я с удовольствием приму его к себе на службу, где он сможет быть, если это его устроит, придворным дипломатом с обычным для этого места жалованьем. Вы можете сами сказать ему об этом, княгиня, если сочтете нужным. Я прослежу также и за делом маленького Жерамбля, как только получу записку, которую Ваш муж мне еще не передал.

...А пока не забывайте меня совсем и знайте, что сердце мое и душа принадлежат Вам навеки.

Александр.

Без даты, возможно, август 1813 г.

Я с нетерпением стремлюсь, княгиня, оказаться у Ваших ног; еще вчера я мечтал об этом счастье, но небо, или, вернее, князь Шварценберг и генерал Радецкий распорядились иначе, оставшись у меня до 11 часов. Могу ли я прийти к Вам между семью и восемью часами? — А пока примите уверения в моем искреннем почтении.

Александр.

Теплиц, 21 августа 1813 г.

...Я желал бы только одного: хотя бы отдаленно походить на человека, которого Вы описали и назвали моим именем, но до которого мне еще так далеко. — Только Вы умеете делать приятными всех, с кем Вы общаетесь, поскольку Вы сами одарены той любезностью, которая заставляет всех чувствовать себя рядом с Вами легко и непринужденно. — Поэтому часы, проведенные рядом с Вами, доставляют истинную радость.

Мольбы Ваши были услышаны, и 17/29 и 18/30 числа наша Армия и особенно Гвардия покрыли себя бессмертной славой. Весь корпус Вандама, был разбит. Захвачены генералы, генеральный штаб, 12 000 пленных, 81 пушка и весь обоз. Одновременно армия в Силезии сотворила чудеса и захватила у противника 103 пушки и более 18 000 пленных. Наследный принц шведский захватил 42 пушки и шесть или семь тысяч пленных. Слава Всевышнему, дела идут неплохо, как видите. Молю Вас, интересуйтесь и впредь нами, воинами, будьте уверены, что мы Вам за это глубоко признательны. — При первой же возможности я отправлю обычного курьера в Вену, и, следовательно, он проедет через Прагу дважды: по пути туда и обратно. — Благодарю Вас за чай. Поскольку он получен от Вас, то я не могу решиться отослать его в качестве подарка, но предпочитаю сохранить для себя. Поверьте, княгиня, в мою искреннюю к Вам привязанность на всю жизнь. Мое почтение княгине Софье.

Александр.

Без даты, предположительно сентябрь — октябрь 1813 г.

Записка, полученная от Вас, княгиня, живо меня тронула: только скромность помешала мне прийти вчера попрощаться с Вами и потревожить Вас в те несколько часов, что Вам оставалось провести с мужем. Но я спешу воспользоваться случаем выразить Вам свою благодарность за ту снисходительность, с которой я был у Вас принят.

Эти минуты я буду помнить всегда. Пусть сбудутся Ваши мечты, княгиня: мое единственное желание — подарить всем прочный мир. Все Ваши поручения будут в точности выполнены. Что до Вашего мужа, то дружба моя к нему заставляет меня еще больше стараться исполнить все Ваши пожелания.

Передайте мои приветствия княгине Софье. С каким нетерпением я буду ждать момента, когда вновь буду иметь счастье лично выразить Вам то, что мое перо передает так неполно. Не забывайте меня и примите уверения в моей почтительной и вечной преданности.

Александр.

Лейпциг, 10 октября 1813 г.

Ваше милое письмо без даты, привезенное Вашим мужем из Праги, я получил в самый разгар военных действий, но коль скоро передано оно было шурину, то провалялось не меньше двух дней в карманах его многочисленного гардероба прежде, чем я смог наконец получить его, поскольку всякий раз оно оказывалось в кармане какого-то третьего сюртука, хотя на нем было надето уже два. Прежде чем я продолжу, позвольте кратко рассказать Вам об огромных успехах, которых с помощью Божественного Провидения мы добились в памятные дни 4, 5, 6 и 7, когда сам Наполеон, собравший все свои силы, был тем не менее разбит под Лейпцигом. 300 пушек, 23 генерала и 37 000 пленных — вот плоды бессмертных подвигов наших доблестных Армий. Сам Всевышний направлял нас, и это Ему мы обязаны своим блестящим успехом. Я не сомневаюсь, что и Вы внесли свой вклад в эти победы, княгиня, и спешу направить к Вам обычного курьера, с тем чтобы успокоить Вас относительно его самочувствия и отблагодарить его самого, поскольку был я им очень доволен.

Вернемся к Вашему милому письму. — Оно было бы абсолютно восхитительным, если бы не заканчивалось богохульством: «Не забыли ли Вы меня?» — пишете Вы! — Одна только мысль об этом с Вашей стороны уже большая несправедливость ко мне, от которой я, как мне кажется, должен был бы быть защищен? Но в остальном я согласен, что был, как это могло показаться со стороны, виноват перед Вами. — Вот что произошло: когда я отправил одно из своих писем к Вашему мужу, тот уже уехал в Прагу, и письмо мое вернулось ко мне. Найдя его слишком унылым, я не спешил отправлять его Вам и уничтожил бы, если бы оно не содержало ответа на то, о чем Вы меня спрашивали. Прилагаю его к настоящему письму.

Примите мою благодарность за милые и обворожительные поздравления по случаю вручения мне ордена Подвязки. Не считая себя полностью достойным, я разделяю Ваши мысли о рыцарстве, поскольку всю жизнь я придерживался тех же принципов. Если обязанность принимать с жаром все, что исходит от прекрасной и любезной дамы, есть одно из требований, предъявляемых к рыцарям этого ордена, то я рискну считать, что соответствую хотя бы одному из них. Поверьте, что я на всю жизнь Ваш и сердцем, и душой, и я скажу также: «Позор тому, кто дурно об этом подумает».

Мое почтение княгине Софье.

Александр.

... Вы ошибаетесь, княгиня, считая, что я сержусь на Вас за тот интерес, который Вы проявляете к делу Лабедойера... На самом деле, если я и был на Вас сердит, то не из-за Лабедойера, но, признаюсь честно, из-за того расположения, которое Вы питаете к этому Парису, столь ничтожному и порочному. Душа столь возвышенная и совершенная, как Ваша, не казалась мне созданной для всех этих фривольностей, которые я считал слишком ничтожной пищей для нее. Моя искренняя привязанность к Вам заставляла меня сожалеть о том времени, которое Вы теряете, занимаясь делами, столь мало достойными Вас, как мне кажется. Вот честное изложение моих претензий.

Еще раз говорю Вам, что только глубокая привязанность, которую я к Вам питаю, дает мне право выражать мое неудовольствие, и наступит время, когда Вы поймете, что, любя Вас так, как я люблю, я был, быть может, не так уж и не прав, жалея, что Вы отняли столько времени у своего собственного счастья.

Александр.

Петербург, 12/14 мая 1816 г.

Я пользуюсь первой свободной минутой, княгиня, чтобы засвидетельствовать получение Вашего письма. Я бы пришел к Вам тотчас же, если бы дела меня не задержали.

Сегодня вечером я свободен, но боюсь, что, поскольку я не смог предупредить Вас заранее, у Вас другие планы и Вы не сможете меня принять. Но если Вам ничто не мешает, я готов прийти к Вам сразу же по получении Вашего ответа. Примите уверения в моем глубочайше почтении.

Александр.

Вечером в понедельник 8 октября 1817 г.

...Как Вы говорите, мы недалеко друг от друга, однако безо всякой надежды увидеться. Если бы это зависело только от меня, то Лайбахская конференция была бы перенесена в Рим; но в этом мире столько всего, что никак невозможно устроить так, как нам того бы хотелось.

Поговорим о госпоже д'Алопеус. — Выразите ей мое почтение. Мне очень тяжело знать, что она страдает. — Совершенно необходимо дать ей возможность лечиться в теплом климате так долго, как того требует ее здоровье, а я, со своей стороны, поспешу дать ей средства для этого. — Самое лучшее и удобное, с моей точки зрения, — это отправить денег на два года, с тем чтобы она могла написать своему мужу, что больше не нуждается в его помощи и что он не должен больше ей ничего посылать, поскольку у нее есть все необходимое, при условии, однако, что она останется в Италии. Мне кажется, что это самый простой способ уладить дело. — Всякий другой, требующий издания указов, показался бы необычным, особенно для такой красавицы, как госпожа д'Алопеус. — Поставьте меня, пожалуйста, в известность о том, какая сумма ей потребуется на два года, и я буду искренне рад ей ее предоставить.

Гораздо труднее устроить дело с пенсией Скванца. Это противоречит существующим правилам, поскольку для назначения пенсии или для ее увеличения необходимы определенные заслуги. А в данном случае никаких заслуг назвать нельзя. — Мошенничество дядюшки служит дополнительным препятствием, тем более что в материалах процесса по его делу есть документы, которые доказывают, что он передавал своим итальянским родственникам деньги, похищенные у Ломбардца.

В заключение позвольте повторить еще раз, что моя привязанность к Вам останется всегда неизменной. Примите искренние в том уверения.

Александр.

Лайбах, 3 февраля 1821 г.

...Я давно должен был бы ответить вам, и если Вы вменяете мне в вину мое молчание, то я прошу Вашего снисхождения или скорее отпущения грехов. Обстоятельства сильнее меня. Ваше первое письмо, в котором Вы высказываете пожелание, чтобы муж Ваш получил службу при дворе, уже не застало князя Петра, и мне его доставили в тот момент, когда я уже отправлялся в свою последнюю поездку. У меня не было времени ответить Вам. Второе письмо застало меня в дороге, а третье я получил, когда был болен, из-за чего и провел в постели большую часть зимы. Потом я думал, что Вы уже на пути в Россию. И вот наконец удобный случай написать Вам эти несколько строк, чтобы сказать, как я был тронут теми дружескими чувствами, которые Вы высказываете в своих письмах ко мне. Поверьте, я отвечаю Вам тем же и чувствую к Вам искреннюю и неизменную привязанность. Таким образом, подозрения, которые Вы, как мне кажется, питали, что я имею что-либо против Вас, более чем несправедливы, и Вы можете всегда полагаться на те чувства к Вам, которые я уже высказал однажды. Итак, я с великим нетерпением жду той минуты, когда смогу увидеть Вас.

Что до Вашей просьбы о муже, как Вы ее понимаете, она не могла быть исполнена и находилась в противоречии со здешними обычаями. Впрочем, мы поговорим об этом при свидании. А пока сохраните обо мне добрую память и примите бесчисленные уверения в моей глубокой к Вам привязанности.

Александр.

Царское Село, 8 июня 1824 г.

...Для того, чтобы обращаться со мной так, как это делаете Вы, требуется та неистощимая снисходительность, которую Вы всегда проявляли, поскольку Вы имели полное право считать меня и неблагодарным, и бесчувственным; а между тем я не являюсь ни тем, ни другим. Таким я кажусь из-за огромной ответственности, которая давит на меня и занимает все мое время. Но я должен прежде всего сказать Вам, что радость моя от одного сознания того, что Вы рядом, в нескольких часах от меня, исключительно велика. Я буду у Вас между четырьмя и пятью часами и с нетерпением жду возможности сказать, как я тронут той дружбой, которую Вы мне дарите, несмотря на все мои грехи. Имея столь мало свободного времени, я взялся за перо для того только, чтобы сообщить Вам, что я устроил все, о чем Вы меня просили. Дело задержалось потому, что для его благополучного решения потребовалось преодолеть множество трудностей.

Итак, до свидания, и примите уверения в моей искренней и почтительной привязанности к Вам навеки.

Александр.

Царское Село, 2 апреля 1825 г.

Конец